Бермудский Треугольник
Шрифт:
— И что ты предлагаешь? — спросил прямолинейный Шурик.
— Может, за тебя с вышки прыгнуть? — с издёвкой предложил Поскотин.
— Верно, Николаич! — обрадовано завыла жертва высотобоязни. — Вы только с вышечки, а там как карта ляжет!
Два угла «треугольника» погрузились в раздумье. Вениамин мелко трясся в ожидании вердикта.
— А как же с самолёта? — очнулся Дятлов. — Там же за тебя никто не прыгнет!
— И не надо, — оживился оробевший друг. — До самолёта я что-нибудь придумаю!
— Ну, нет, так дело не пойдёт! — заупрямился Шурик.
— Хорошо-хорошо! Я не настаиваю… — обречённо промолвил поникший истукан и нетвёрдой походкой направился в казарму.
— Венька, постой! — окликнул его растроганный Герман, — Мы попытаемся, верно, Шурик?
— Ну, если как по Уставу «проставится»…
— Согласен! — обернувшись, закричал спасённый, — и сладкой водочкой «проставлюсь», и полынной наливочкой… — тараторил он, возвращаясь к друзьям.
— Только «Столичной»! — поставил точку капитан Дятлов и метнул недокуренную папиросу в сторону хранилища ГСМ.
Прыгая с вышки, Герман Поскотин изрядно волновался. Ему казалось странным, что прыгнуть с высоты в десять этажей сложнее, чем с трёх километров. В самолёте, как ни удивительно, реальная высота скрадывалась и возникало ощущение, будто прыгаешь на большую расстеленную внизу карту. А на тренажёре ощущение высоты было отчётливо конкретным. Внутри курсанта всё сжалось. Он перегнулся через край, зажмурился и полетел вниз. «А что, пожалуй, можно и за Веника прыгнуть» — подумал десантник, приземлившись в самом хорошем расположении духа. Отцепив трос, Поскотин снова стал карабкаться наверх.
— Следующий! — крикнул инструктор.
— Курсант Мочалин к прыжку готов!
Ветеран десантных войск, найдя нужную фамилию, сделал отметку и легко хлопнул исполняющего обязанности Мочалина по плечу.
Снова секундная слабость и — ощущение неописуемого блаженства. Герман, придя в себя, поспешил к Вениамину. Однако для того его появление стало полной неожиданностью.
— Ты почему не предупредил? — возмутился Вениамин.
— Тебе бы радоваться! — обиделся дублёр.
— Считай, что я уже ликую! Смотри — во-о-он Сашка за меня над землей парит!
Действительно, сверху спускался улыбающийся Дятлов, отчаянно семафоря друзьям своими длинными руками.
— Всё, конец! — упал духом Вениамин. — Теперь точно выгонят… Посмотрят в журнале, а там — два Мочалиных. Что ж ты, Гера, так меня подставил?! А ещё друг!
На вечернем разводе прикомандированный куратор от войск, гвардии капитан Гордеев вызвал оробевшего Мочалина и перед строем… похвалил его за инициативу и настойчивость, проявленные при выполнении сверхнормативного прыжка с тренажёра. Два дня Вениамин ходил героем, принимая поздравления и рассказывая всем желающим о побудительных мотивах, толкнувших его на отчаянный поступок. Уязвлённые друзья, чем могли, омрачали ему настроение, повторяя, словно рефрен, пожелание достичь не меньших успехов в прыжке с самолёта.
На борту «Ан-2» Мочалин был истерически весел, одаривал парашютистов каскадом плоских острот и постоянно заправлял в шлем свои непослушные уши. Наконец, машина набрала высоту. Первым у открытого люка стоял капитан Дятлов, положив руки на вытяжную скобу парашюта Д-5. Стоящему за ним Венику стало дурно. Он отчаянно трясся, и всё норовил завалиться на руки подпиравшего его Поскотина.
— Г-г-герррочка, ну ты понял, выпихни меня, даже е-е-если я буду сопротивляться или… — Веник сглотнул тягучую слюну, — или, не дай Бог, потеряю сознание.
— Не беспокойся, Вениамин Вениаминович, — пинок под зад — лучший стимул для настоящего десантника!
— Вот с-с-спасибочки! Т-т-ты н-н-настоящий друг!
Дятлов исчез в люке с языческим кличем «эх, ёж твою мать!». Инструктор железной рукой подвёл посеревшего истукана к гудящему отверстию и этой же рукой отстранил Германа от дальнейшего участия в судьбе друга. Веник с потухшим взором, сделал попытку рухнуть на колени, но матёрый десантник ухватил его за ворот и с криком «Пшёл!» выбросил за борт. «А-а-а!» — истошно заорал оживший идол, падая вниз. Мгновенно расцветший оранжевым цветом вытяжной парашют скрыл страдальца из виду и Герман, не дожидаясь команды, последовал за ним. Чуть поработав стропами, он пристроился с левой стороны от безвольно повисшего курсанта.
— Венька! ты жив? — гаркнул что есть силы Герман.
— Ты что орёшь? — спросил его Шурик, летевший в ста метрах ниже.
— Веник не отвечает, — снизив тон, произнес парашютист, в очередной раз удивляясь великолепной акустике на километровой высоте.
Он снова потянул за стропы и почти вплотную приблизился к Венику. Сгорбленный товарищ летел, безвольно опустив голову и свесив плети рук.
— Шури-и-ик! — вновь заорал Поскотин, — Веник потерял сознание!
— Не ори! — где-то далеко ответил товарищ, падающий со скоростью, исключающей оказание помощи, — подлети к нему поближе!
— Что там у вас случилось? — отозвался откуда-то сверху однокурсник Сергей Терентьев.
— Серёжа, спускайся! Веньке плохо! — взволнованно отозвался не на шутку струхнувший Герман.
Выстроившись по обе стороны от безжизненно тела, висящего на стропах, парашютисты что есть мочи стали скандировать: «Веник! Веник!». Не улавливая драматизма разворачивающегося воздушного спектакля, десантники из верхнего эшелона, воодушевлённые криками спасателей, грянули «Из-за острова на стрежень…» Старая казацкая песня, утроив мощь воздушной какофонии, наконец, разбудила несчастного.
— Ожил! Веник ожил! — донеслась победная реляция Терентьева.
— Ну, слава Богу! — отозвался Поскотин и, опустив голову вниз, вновь заорал. — Шурик, ты слышишь — Веник живой!
— Да пошёл он!.. Герой, хренов, — далеко внизу откликнулся Дятлов.
— Гера, это ты? — подал голос воскресший, и, не дожидаясь ответа, продолжил, — старина, ты не поверишь — в моих штанах радость у ремня плещется! Всё как ты и рассказывал! Даже не знаю, что теперь с ней делать!
— Заткнись сейчас же! Что ты орёшь?! Оставь «это» в штанах и не вздумай выбрасывать на лету! В начальство попадёшь — греха не оберёмся! — сдерживая смех, посоветовал приятель, — Да, ещё… Приземлишься — падай на бок, чтобы «счастье» в сапоги не стекло!