Бернард Шоу
Шрифт:
Для Шоу было неважно, где выступать: на малочисленном тайном сборище или на людной базарной площади. За первые двенадцать лет своего апостольства Шоу был выслушан на тысяче собраний. И Уэббы тоже наставляли: в гостиных, в клубах, в рабочих союзах — всюду, куда могли заглянуть два-три добровольца, желавших лучшей участи человечеству. За один-единственный год руководящие члены Фабианского общества прочли 700 лекций.
За Шоу было не поспеть — он брался за все! Работает в комитете Либеральной ассоциации, навязывает ей известную в те дни Ньюкаслскую программу, составленную Уэббом. А то подгадает попасть на первое собрание Независимой рабочей партии и вовремя подсунет Кейру Харди главный пункт партийной программы: обложение налогом нетрудовых доходов. Или вызовет восторженные вопли бедняков, набившихся в убогом уайт-чейплском зале, заявлением, что ненавидит бедных, что бедность, как Палата лордов, с точки зрения Кромвеля, <ни к чему не годна,
Вот письмо к Гранту Аллену:
«Вы что же, хотите, чтобы мы Вас вычеркнули? Отводил я от Вас эту кару, а теперь стыдно стало. Да к чертовой матери! Вы знаете, в какие Вы нас вводите расходы, почтовые и типографские! Брошюры-то наши получаете? Смекните-ка, сколько времени ухлопали на них наши публицисты, а ведь победнее Вас люди. А во сколько часов выливается еженедельная работа комитета, Вы себе представляете? Знаете, что нам пишут бедняки рабочие, просят их вычеркнуть: у них нет для нас и пары шиллингов — так не хотят, чтобы мы тратились на почтовые марки. Сегодня Вас опять помянули в неплательщиках, и исполнительный комитет разразился справедливым гневом. Секретарь решительно запретил вступать с Вами в переписку. Современный гедонизм — так прикажете Вас понимать? Где Ваша честь, совесть, остатки стыда? Я убедил комитет, и мы уломали секретаря подождать до следующей среды, а тем временем я доведу все до Вашего сведения. По крайней мере, у Вас есть время выйти из Общества. Опомнитесь! Потерявший терпение
Грант послал взнос, и Шоу подтвердил получение денег: «Получив взятку, фабианцы умеряют свое негодование, разыгранное с целью выжать денежку».
Несколько лет спустя Шоу выразит недовольство лейбористским кандидатом Джозефом Берджесом, который во время всеобщих выборов в каком-то вопросе отказался пойти на компромисс и в результате потерял место в Парламенте. Претензии Шоу в этом случае проливают некоторый свет на то, какую работу приходилось в 80 —90-е годы проделывать ему самому на благо «британского социализма»: «Меня, положим, знают с самой плохой стороны: запятнан компромиссами, развращен оппортунизмом, говорю только о выгоде, весь перемазался в чернилах, истраченных на словотворчество для газет тори и либералов, весь вывалян в грязи городских советов и избирательных кампаний в Баттерси; в политических махинациях растерял принципиальность — гнию на корню. И поделом: уж двадцать пять лет бьюсь — здесь выгадать шажок, там не уступить ни шагу… Джо просто обязан стерпеть пятнышко-другое на своем чистом имени ради миллионов бедняков, которые не имеют вовсе никакого имени, ибо у них нет заступников в Парламенте. Уж эти моралисты-денди! Духовные франты! Незаурядные личности! Чем он лучше нас, этот Джо, что не может иной раз покривить душой?»
Шоу неоднократно предлагали выдвинуть свою кандидатуру в Парламент, но он отнекивался — будет больше пользы, если останется сам себе хозяин: «Лучше быть запевалой фабианцев, чем подпевалой в Парламенте».
Да при его откровенности нечего было и надеяться собрать нужное число голосов. Холбрук Джексон посоветовал ему как-то выставить свою кандидатуру от одного округа, предупредив, что с избирателями придется хорошо понянчиться. Шоу отвечал, что он плохая нянька: чего доброго, округ еще разревется.
До преобразования в муниципальные советы приходские управления старого Лондона неизменно переизбирали себя в прежнем составе. Их члены сами проводили у себя ревизию, а должности раздавали сыновьям и младшим братьям. В приходском управлении Сент-Панкра-са у Шоу было двое друзей, договорившихся с противниками из числа антипрогрессистов: «своих» брать без проволочек. Шоу был таким протеже — законного избрания ему бы никогда не добиться, и вскоре этому будет подтверждение. С мая 1897 года он состоял в приходском управлении, а 8 ноября 1900 года стал муниципальным советником и целых шесть лет проработал в разных комитетах, высиживая в ратуше когда два, а когда и четыре часа кряду. На удивление своим коллегам Шоу обнаружил деловую хватку, здравый смысл и развил такую бурную деятельность, что, хотя и не любил работать за других, вдруг оказался вовлеченным в комитет здравоохранения, в парламентский комитет, в комиссию по электроэнергии, в комитет жилищного строительства и, наконец, в водопроводный комитет. Ох и попортил же он крови тем, кто сидел с ним в этих самых комитетах!
В ту пору в Сент-Паккрасе проживало 250000 человек, книжной лее лавки не было ни одной. Имелось три крупных вокзала, окруженных отелями («борделями, если вникнуть»). Этот железнодорожный парк безжалостно оттеснил людей, загнал их в жалкие лачуги. Условия жизни здесь были просто страшными — в ужасе отступала даже санитарная инспекция. Подобно большинству районов, в Сент-Панкрасе господствовала политическая коррупция: в положенные руки передавался чек на 1000 фунтов, и жертвователь усаживался в приходское управление или муниципальный совет. Отныне он видел свою задачу в снижении местных налогов, а это значило, что любой проект по улучшению условий жизни отклонялся. Шоу объединился с молодым методистским священником Энсором Уотерсом. Их целью стало: повысить местные налоги, по сократить смертность населения. Соратники Шоу и Уотерса были потрясены этим союзом бога и дьявола (раз Джи-Би-Эс социалист, решили они, значит — он атеист), и приятелей наших водили за кос самым бессовестным образом.
В целом Шоу был доволен: «Мне только ка пользу такая каторжная работа. После дурацкой показухи театрального мира и вечной погони за модой мне по душе реальность управления, его мусорные тачки и ораторы-кокни». Однако это была работа потяжелее и поскучнее многих, и от некоторых обязанностей он с большим удовольствием все же уклонился бы. Например, комитет здравоохранения проводил обследование заболевшего туберкулезом крупного рогатого скота, а уж кому другому, да только не вегетарианцу пристало заботиться о мясе для своего прихода.
Само собой разумеется, что о своем праве жаловаться знали лишь люди, достаточно просвещенные и не особенно даже нуждавшиеся в попечении. Вот и получалось, что для бедняков ничего не делалось; редко-редко какое-нибудь незаинтересованное лицо поднимет скандал, тогда и власти заинтересуются. При обсуждении насущных вопросов общественной жизни Шоу частенько оставался в одиночестве. Однажды его упрекнули в непристойности: он высказал мысль, что женщин надо уравнять в правах с мужчинами и освободить от платы за пользование общественными уборными. «Встал важный член управления и ужаснулся: зачем я при людях говорю такие вещи?» Шоу нашел поддержку в лице единственной женщины в управлении. Ее тоже застыдили. Вопрос был замят. Женщины и по сей день платят за «соблюдение общественных приличий на улице».
Произвол лавочников, канализация, уборка мусора, освещение, эпидемии, жилищные условия — разбору всех этих вопросов ведущий драматург своего времени отдавал ум и энергию. Срок полномочий Шоу истекал в октябре 1903 года. Прогрессисты выставили его кандидатом от округа Сент-Панкрас в Лондонский совет графства. Шоу начал с того, что настроил против себя своих обычных союзников-нонконформистов, выступив в поддержку мероприятий по улучшению работы церковных школ. В ту пору нонконформисты с весьма нехристианским рвением атаковали все, что укрепляло англиканскую церковь. Один из них заявил Шоу, что и фартинга не даст на школы государственной религии. «Как будто вы не знаете, что своими налогами поддерживаете католичество на острове Мальта и книготорговцев, что сбывают Библию в Британской Индии и в Северной Африке!» — оборвал его Шоу. Нонконформист этого не знал, да и не желал знать: просто он ненавидел церковь. Шоу убеждал: половина детей в стране поставлена перед выбором — или церковная школа, или никакой.
Других «прогрессистов» из общества трезвости он отпугнул тем, что выступил за муниципализацию торговли спиртным. Те хотели вовсе прикрыть ее, а Шоу — хоть и трезвенник — высказывался за национализацию, чтобы был единый учет и прибылям и убыткам.
Кроме того, он наотрез отказался выложить тысячу фунтов и заручиться поддержкой нужных особ. Дальше — хуже: известил все сектантские церкви, что его религиозные воззрения совокупно с их убеждениями представляют ту самую систему взглядов, которую столетие назад проповедовал Вольтер. Свою исповедь веры он изложил в опубликованной тогда же работе, и этого было достаточно, чтобы поднять против себя все до единой секты. «Моя религия проста: я непоколебимый протестант. Верую в святую католическую церковь, верую в святую Троицу — Отца, Сына (согласен на Мать с Дочерью) и Святого Духа. В тайную вечерю, в загробную жизнь, в непорочное зачатие — всему верю. И что бог всегда рядом и что Царствие Небесное настанет. Еще верю, что спасение придет, когда освободятся от веры в чудеса. Про святого Афанасия думаю, что он неверующий дурак, то есть, в буквальном смысле слова, «проклятый дурак». Мне жаль несчастного невротика, сказавшего: «Человек, рожденный женою, имеет короткую жизнь и пресыщен страданиями» [89] , — мне жаль его за эти пьяные слезы. Настоящая религия сегодняшнего дня существует благодаря материалистам-физикам и проповедникам атеизма. Это они наконец прочистили нам мозги и выгребли оттуда невежественные и вредные предрассудки, которыми нас перекормили в беспомощном младенчестве».
89
Сентенция из книги Иова. Здесь приводится в редакции Псалтыря англиканской церкви.