Бернард Шоу
Шрифт:
Прорепетировав две недели, Шоу забрал пьесу. Только такое самопожертвование автора, объяснил он дирекции, спасет театр от гибели и позора. На отношениях Шоу и Мода этот разрыв не сказался, и, когда последний открывал в 1907 году театр «Плейхауз», Шоу написал для Мода и его жены «Интерлюдию». Сынишка Мода сидел на авторском чтении, и слова мальчугана, обращенные к отцу, показывают, что дети разбирались во всем лучше «стариков»: «Слушай, пусть этот дядя пишет для тебя пьесы».
«Поживем — увидим!» очень скоро наскучила Шоу. Уже в сентябре 1897 года была очевидна его неудовлетворенность пьесой: «Прочтут ли ее? Просто не нахожу себе покоя. Надо будет отыграться в предисловии: вот, мол, что получается, когда берешься писать для theatre de nos jours» [95] . Впервые пьесу показало Сценическое общество 24 ноября 1899 года в помещении театра «Роялти». В роли Официанта выступил Джеймс Уэлч. В мае 1900 года пьеса две недели игралась на утренних представлениях
95
Театр наших дней (франц).
Шоу признавался: «Механика пьесы, ее комические положения, самая ее популярность вгоняют меня в краску. В «Лицеуме» пьеса имела бы потрясающий успех, сыграй Ирвинг Официанта».
Через пять лет это будет самая доходная пьеса у Ведренна и Баркера и у «Актеров Макдона».
Сразу же после окончания «Поживем — увидим!» Шоу начал работать над пьесой совсем иного рода. В начале 1896 года лучший наш мелодраматический актер Уильям Террис попросил Шоу побаловать чем-нибудь завсегдатаев театра «Адельфи», стекавшихся каждый Еечер похлопать душке-герою Террису, душке-героине Джесси Миллуорд и душке-комику Генри Никколсу. Террис, писал Шоу, «не пытался взять меня лестью, а просто показал банковскую книжку, где были записаны авторские гонорары от мелодрамы, которая шла тогда в «Адельфи». Ручаюсь, он и не подозревал, что как драматург я обрел в его лице великолепного подрядчика и, следовательно, в высшей степени творческий стимул писать для его театра. Напрасно только он так долго размышлял, можно ли втянуть в «Адельфи» за карман человека большой учености; ведь за карман держатся и существа высшего порядка».
Купив нашего социалиста щедрыми посулами, довольный Террис поспешил сколотить сюжет пьесы, как некогда это сделал Арчер: «Террису нужна была главная роль для гастрольной поездки вокруг света. Он предложил мне вдвоем написать пьесу на его сюжет. В этом сюжете сплелись в одно все мелодрамы, которые он переиграл за свою жизнь. В конце каждого акта героя предавал прекрасный дьявол (злодейка), и его уводили в каторжные работы. Но уже в следующем акте он был тут как тут, не потрудившись даже объяснить счастливую перемену в своей судьбе. Я объяснил ему, что такое пройдет в «Адельфи», но в заморских городах есть свои Террисы и с него спросят не мелодраму, а эдакого Гамлета. Он швырнул сюжет в огонь (у него в столе оставалось еще несколько отпечатанных экземпляров) и заявил: «Ваша правда, мистер Шоу!»
В конце марта Шоу уже всерьез раздумывал, что написать для Терриса. «Хорошую мелодраму, — размышляет он, — написать куда труднее, чем искуснейшую комедию. Тут нужно лезть в святая святых человеческого сердца, и, если материал хорош — получайте тогда Лира или Макбета».
За работу он сел в сентябре 1896 года. Надеясь выставить его портрет в Королевском обществе портретистов, молодая художница Нелли Хит упросила его позировать: ее «невероятно захватили красные уши Шоу и рыжие волосы, которые на лбу лежали двумя сатанинскими прядями». Пока с него писали портрет, он написал почти всего «Ученика дьявола».
«Пьеса продвигается, — записывал он 15 октября. — Прелесть, какая мелодрама! Я посиживаю на краешке стола в каморке недалеко от Юстон-роуд, передо мной водружен мольберт, — пишу и позирую одновременно. Уж раз усадили — сиди и работай. За портрет художница запросила самую высокую плату (как с миллионеров) — пять фунтов; если его выставят, она разбогатеет. Обычно я не допускаю, чтобы мною так вот помыкали, но эта девушка приручила меня почему-то очень легко. Наверно, я дурень, что поддался, но уж постараюсь извлечь пользу из этих посиделок — хоть поработаю над пьесой. А девушка славная; считает, что из всех стариков-натурщиков я самый интересный и самый знаменитый».
Поначалу он замыслил драму мрачную, угрюмую, страшную и жестокую, но потом побоялся, что, несмотря на искренние попытки создать драматический эффект, может выйти «чудовищная смесь фарсовых нелепостей, от которой помрет со смеху даже видавшая виды публика». 30 ноября он возвестил: «Сегодня кончил пьесу… Три действия, шесть картин — шедевр, и все за какие-то несколько недель, включая сюда и поездку в Париж [96] и статьи об Ибсене».
Конечно, с пьесой еще предстояло повозиться: сделать ее сценичной, перечитать историю американской войны за независимость, выверить исторические события, поставить некоторые даты. Но Террису он уже мог написать, что обещание свое сдержал — есть «сильная вещь» с очень выигрышной ролью для любимца «Адельфи». То, что произошло потом, Шоу изобразил в своем письме ко мне следующим образом: «Я читал ему «Ученика дьявола» на квартире у Джесси Миллуорд. Он в полной растерянности прослушал почти весь первый акт и остановил меня вопросом: «Простите, что перебиваю. Это все происходит в комнате?» (Обычно мелодрамы начинались на деревенской лужайке.) Я отвечал, что в комнате. «Ага, — сказал он. — Теперь понимаю. Продолжайте. Ничего, что я вас перебиваю?» Читаю дальше. Уже страницы две из второго акта прочел, как вдруг он спрашивает,
96
Шоу ездил посмотреть «Пер Гюнта» в постановке Люнье-По, о которой напишет рецензию. (Прим. автора).
В дальнейшем мы уже не заводили общих дел, но однажды он узнал, что Ричард Мэнсфилд покорил-таки Нью-Йорк, с невероятным успехом сыграв в мелодраме, и эта мелодрама называлась «Ученик дьявола». Он тотчас пригласил меня на деловой разговор. Но пока суд да дело, какой-то псих заколол его у служебного входа «Адельфи», и храм мелодрамы закончил свое существование вместе с ним…
«Ученик дьявола» сложился вокруг сцены ареста Дика, которую я уже давно приберегал для какой-нибудь пьесы. Миссис Даджен — вариация на тему диккенсовской миссис Кленнэм» [97] .
97
Персонаж романа «Крошка Доррит».
Королевское общество портретистов отвергло работу Нелли Хит, а познакомившиеся с пьесой Шоу актеры не поняли ее — обычная уже история. Первая ее постановка в Англии состоялась 26 сентября 1899 года в Театре Принцессы Уэльской (Кеннингтон). В главной роли выступил Меррей Карсон. Он наслушался советов одного критика — дайте больше действия! — и загубил весь смысл пьесы. «Куда я смотрел? — писал в свое оправдание автор. — Я в это время болтался по улицам Константинополя и о проказах Карсона ничего не знал. А вернулся — было уже поздно. Близкое знакомство с актером и с его советчиком не позволило мне проклясть их обоих. Дать им публичное отпущение грехов тоже как-то не представлялось случая. Вообще говоря, они желали мне добра. Только вот что: если они когда-нибудь напишут пьесу, зовите меня — уж я им ее растолкую как нужно».
Роль Дика Даджена понравилась Джонстону Форбс-Робертсону, но… «лучше бы Шоу сделал третий акт поделикатнее». Примерно через два года он выскажется за постановку этой пьесы… если в последнем акте Шоу покажет победу англичан. «Я отправил его не солоно хлебавши», — рассказывал Шоу. Форбс-Робертсону такое пришлось не по вкусу, и он сам насолил Шоу — пьесу он берет, но репетирует пусть автор. «Замучила работа — и все по милости коварного Форбс-Робертсона. Обычно из-за дурного моего характера на репетициях обходятся без меня, но Форбс вежливо упросил, чтобы я направил первые репетиции и закрепил за актерами их поведение на сцене; ну и, само собой, на мне была читка. Понятно, работа идет как по маслу: на каждой репетиции берем один акт и прокатываем его дважды. Идем без запинки, и уже через два часа можно расходиться на обед, обменявшись замечаниями ка тот предмет, что пьеса, между прочим, совсем простая. Они думают, что если за один присест я готовлю с ними всего один акт, — это для меня не работа: ведь я по шестнадцати часов выдерживаю в приходском управлении, в Фабианском обществе, вожусь с американскими и английскими издателями — да тысяча дел! Такова жизнь — моя жизнь. Вот ведь что худо: я понял, что из всей труппы умеют играть только двое. Разумеется, я передал им маленькие роли — комическую и характерную (сержант и слабоумный брат): о таких ролях следует позаботиться прежде всего, ибо роли серьезные и вызывающие сочувствие публики сыграются сами собой после недолгого натаскивания. Но что должен чувствовать опытный и старый мастер, если он хочет и может сыграть большую роль, а автор отдал эту роль тупице и размазне? Ему же (о мастере речь) предлагают паясничать! Меня совесть поедом ест, как встречу взгляд Гардена. Во искупление меня подмывает написать специально для него пролог». В сентябре 1900 года пьесу показали в театре «Коронет» (Ноттинг Хилл, Западный Лондон), а затем с умеренным успехом провезли по провинции.
Не Англия принесла Шоу материальную независимость: Ричард Мэнсфилд поставил «Ученика дьявола» в Америке, и это дало драматургу возможность бросить работу в «Субботнем обозрении». Еще в сентябре 1894 года Мэнсфилд поставил «Оружие и человек» — первую пьесу Шоу на американской сцене. Успех был небольшой, и в 1898 году Шоу признался, что по обе стороны океана пьеса принесла ему лишь восемьсот фунтов. Мэнсфилд стал осторожнее, отказавшись взять «Волокиту» и «Избранника судьбы». Он возлагал надежды на «Кандиду»: если Шоу сделает работу чисто — что ж, можно будет и взяться. Но вышло даже лучше: не пьеса, а конфетка, и Мэнсфилд начал репетировать. Но ему пришлось отказаться от этой затеи, как только он понял, что роль поэта, «болезненного юноши», ему не подходит и что он потеряется рядом с Дженет Эчерч, которую сам подрядил на роль Кандиды. Далее, это пьеса «без действия» — проповедь на два с половиной часа. И «Кандида» осталась дожидаться своего часа: Арнольд Дэйли сделает ее сенсацией нью-йоркского сезона 1904 года.