Бернард Шоу
Шрифт:
Пьеса репетировалась в «Бедфорд-Хед» на Мэйдн-лейн. Во время одной репетиции в дверь заглянул низенький молодой человек со стариковским личиком, рыжеволосый, коротко стриженный. Режиссер немедленно ухватился за него и попросил прочесть роль Ликчиза, на которую ни автор, ни театр не смогли найти исполнителя. Тот прочел ее так хорошо, что ему предложили ее сыграть. Его исполнение имело большой успех. Молодого человека звали Джеймс Уэлч.
«Дома вдовца» были приняты по-разному. Социалисты бурно аплодировали, их противники пронзительно свистели. Когда занавес упал в последний раз, вопли «Автора!» слились с неодобрительными выкриками. Шоу вышел и некоторое время «упивался восторгом»: оскорбленные завсегдатаи премьер встретили его улюлюканьем. Когда страсти улеглись, Шоу заявил, что ему нравится, как приняли
Критики вняли совету — утренние газеты раструбили о его позорной славе. Пьеса подверглась таким яростным нападкам, столько породила споров и разноречивых мнений, что Шоу твердо уверовал в свое призвание драматурга. Его подогрел успех Узлча, к которому он был все же как-то причастен, и главное — совет Арчера «поберечь время и силы и не заниматься не своим делом».
На рецензию Арчера в «Уорлд» Шоу ответил открыткой: «Вот этими руками я каждую неделю собирал в трущобах квартирную плату, четыре с половиной года видел с изнанки жизнь домовладельца из среднего класса, за какими только женщинами ни волочился, а Вы меня строго наставляете обратиться к природе и не выдумывать за нее, — да что Вы знаете, сентиментальный ромашковый отшельник?»
Следующая пьеса Шоу — «Волокита» — отчасти была сатирой ка ибсенкстов, и Арчер воспринял ее как личное для себя оскорбление. Он даже подумывал подкараулить автора ка улице: зачем Шоу «надругался над искусством и приличиями»?
Три года спустя Шоу и сам склонится к такому мнению. Прочитав пьесу некоторым своим друзьям, он увидит в ней «смесь банального фарса и реалистической грязи». Игра актеров, набранных Независимым театром отовсюду, оставляла желать лучшего, и, когда от пьесы отказался Чарльз Уиндхем — единственный человек, способный хорошо сыграть главную роль, — пришлось о ней на время забыть.
Третья попытка Шоу — «Профессия миссис Уоррен» — совершенно помирила с ним Арчера, ко вся прочая публика была шокирована. Как и в случае с первой пьесой, первоначальная идея была романтической, но когда вещь была закончена, романтики в ней не осталось ни капли. Дженет Эчерч, первая английская Нора в «Кукольном доме» Ибсека, однажды упомянула при Шоу французский роман, из которого, по ее мнению, могла получиться хорошая пьеса. Он стал ее уверять, что читает только из-под палки, тем более романы и тем паче — французские. Тогда она пересказала содержание книги. Да, сверхромантическая история. «Когда-нибудь я сочиню всю правду об этой матери», — пообещал Шоу. А спустя некоторое время миссис Уэбб посоветовала ему написать для сцены настоящую современную эмансипированную женщину. И вот результат: романтической героиней стала миссис Уоррен, а эмансипированной девицей — ее дочь. Поскольку пьеса ясным языком заявляла, что проституция — неизбежное зло в капиталистическом обществе, театры не изъявили горячего желания заполучить ее: обидятся капиталисты, опустеет партер. И чтобы уж никакой правдолюбец не испытал искушения припугнуть капиталистов, цензор запретил пьесу к постановке.
Через четыре года после ее сочинения, в мае 1897 года, Шоу назвал ее лучшей своей пьесой, «хотя от нее у меня кровь стынет в жилах. Я с трудом выношу самые страшные в ней места. Да, я был посмелее, когда писал ее». В 1924 году цензор снял с пьесы запрет, но Шоу уже устал от ожидания и заявил: «Лучше никогда, чем поздно».
Сегодня нам покажется в диковину весь этот переполох, ко своим недоумением мы обязаны прежде всего Шоу, он первым качал борьбу за свободное обсуждение серьезных социальных проблем на подмостках английского театра. Пьесы его были первыми ласточками.
В январе 1902 года «Профессия миссис Уоррен» была поставлена Сценическим обществом. Цензор не располагал правом запрещать частные представления, которые Сценическое общество устраивало для своих членов, но запрет, лежавший ка пьесе, очень беспокоил театральных администраторов, и один за другим они брали назад свое обещание
«Шаблонные комплименты, расточаемые в газетах удачному фарсу или мелодраме, никогда не вызовут зависти у драматурга, который хоть однажды познал радость раздразнить прессу, посеять в ней моральную панику, вызвать истерическое покаяние в грехах, перетрясти сознание, подавить самую способность отличать произведения искусства от реальной жизни».
Решение цензора заклеймило Шоу «бесцеремонным и богомерзким писателем». Сам же он признавался: за время своей бунтарской деятельности критика «я принял на себя столько ушатов грязи, что лишний мазок лорда-камергера меня не очень печалит. К тому же среди серьезных читателей пьеса весьма укрепила мою репутацию».
Осенью 1905 года, вопреки воле автора, Арнольд Дэйли поставил пьесу в Нью-Йорке. О последствиях этого шага Шоу рассказал в 1909 году на заседании парламентской комиссии, занявшейся вопросом о цензуре: «В Нью-Йор-ке «Профессия миссис Уоррен» подверглась судебному преследованию: управу ка нее кашли очень скоро. Поскольку у нас лорд-камергер запретил ее ставить, в Америке, натурально, создалось впечатление, что это кошмарно неприличная и гнусная пьеса. Американская публика знает, что большинство пьес, допускаемых в наши театры, неприличны до крайности, и когда цензор что-нибудь запрещает, — это должна быть вопиюще непристойная вещь a fortiori [91] . Нужды нет, на спектакль огромными толпами повалили нью-йоркские подонки. У входа разыгралось чуть не побоище, билеты перекупались за бешеные деньги. Конечно, явилась полиция, арестовала весь драматический коллектив и препроводила в полицейский участок актеров, актрис, директора и всех, кто подвернулся под руку. Судья заявил, что придется несколько задержать разбирательство дела, ибо сначала он должен прочесть пьесу, причем ясно дал понять, какое отвращение вызывает в нем эта неприятная обязанность. Вот как все было, Разбирательство приостановили, чтобы судья мог ознакомиться с текстом пьесы.
91
Тем более, особенно (латин.).
На втором заседании он выказал совершенно явное раздражение, так что невольно думалось, что в пьесе он очень разочаровался. Судья сказал: пьесу он прочел и не нашел в ней решительно ничего такого, что, согласно отзывам, в ней следовало искать.
Защитники пьесы воспрянули духом и подали прошение в Верховный суд по особым делам. Пьесу похвалили: порок выставлен в ней в гораздо менее привлекательном свете, чем во многих пьесах, счастливо избежавших внимания полиции».
А парламентской комиссии Шоу заявил, что аморальные пьесы только и стоит писать. Сам он, например, изо всех сил старается быть аморальным писателем. Слово «аморальный» он употреблял в значении, которого не знала Библия: «Решусь напомнить комиссии, что во всей Библии слов «моральный» и «аморальный» нет и в помине. В пьесах Шекспира их нет тоже, и во времена закона 1843 года, мне кажется, серьезно подозревался в рационализме, а то и в атеизме всякий, кто считал «моральное» и «аморальное» синонимами «праведного» и «греховного»». «Аморальным» Шоу считал все, что спорило с традиционной моралью.
Когда Шоу поведал о мытарствах своей пьесы в Нью-Йорке и привел все доводы в пользу отмены цензуры и передачи муниципалитетам права следить за театральным репертуаром, председатель спросил, а не думает ли Шоу, что и английский суд запретил бы «Профессию миссис Уоррен» к постановке.
— Очень возможно, — ответил драматург. — Пьеса аморальна в корне. Писавшие о ней догадываются об этом только отчасти.
— Вы сейчас употребляете это слово в вашем собственном значении?