Бес Славы
Шрифт:
Аккуратно поворачиваюсь и вижу рядом спящего Матвея. Он лежит на спине, едва прикрытый легким покрывалом… абсолютно голый. Я хотела было отвернуться из приличия, но не смогла. Даже не стесняясь, я рассматриваю его грудь, живот, руки, ноги и то, что между ног. У него красивое тело. От одного лицезрения получаешь удовольствие.
Поглазев еще немного на Матвея, я поднимаюсь с кровати, стараясь не шуметь. Я тоже без одежды. Как неловко-то… Выхожу из комнаты и практически бегу вниз. В гостиной нахожу свою одежду и быстро
И что теперь? Идти готовить завтрак или ехать домой? То есть на съемную квартиру… Замираю в холле, оглядываюсь. И словно на автопилоте иду на кухню. Так же бездумно открываю холодильник, достаю продукты и начинаю готовить. В конце концов, меня никто не увольнял. А Матвея надо накормить.
Приготовив завтрак, ставлю на плиту турку, варю кофе. Его аромат заполняет пространство, сама бы с удовольствием выпила. Аккуратно переливаю кофе в чашку, туда ложку сахара – видела, сколько Матвей себе кладет, любит крепкий и несладкий.
– Как вкусно пахнет,– слышу голос Матвея и от неожиданности вздрагиваю. – Доброе утро, – он подходит ко мне, прижимает к плечу и целует. – Как спалось?
– Хорошо, – киваю я.
– Мне тоже, – улыбается в ответ он. – Такое ощущение, что я впервые за долгое время выспался.
Матвей шлепает босыми ногами, подходит к столу и садится. На мужчине надеты только шорты. Мышцы на груди и руках напрягаются, когда Матвей упирается локтями в стол. А я мысленно стону, потому что чувствую, как в животе что-то сжимается, сворачиваясь в тугой узел.
Отворачиваюсь, кладу в тарелку омлет и ставлю тарелку на стол перед Матвеем. Потом рядом ставлю кофе и иду к мойке, чтобы быстренько помыть посуду, которую использовала. Да, знаю, что на кухне есть посудомоечная машина, но не буду же я ее загружать из-за одной миски и пары столовых приборов?
– А ты почему не ешь? – спрашивает вдруг Матвей.
– Не хочется.
– Это ты мне брось, садись и завтракай. Мой тренер всегда говорил, что завтрак – самый важный прием пищи за день, – голос у Матвея веселый, да и сам он такой – улыбается.
И мне не хочется ему противоречить. Мне нравится улыбчивый Матвей.
Омлет я готовила на одного, так что вновь открываю холодильник, достаю сыр и масло. С одной полки хлеб, с другой чашку – кофе еще остался в турке, мне как раз хватит.
Сажусь напротив Матвея. Он наблюдает за мной: как я отрезаю хлеб, сыр, делаю бутерброд и ем его. Смотрит настойчиво, я даже закашливаюсь, чуть не подавившись.
– Что такое? – спрашиваю, прожевав.
– Ничего, – качает он головой. – Просто в тебе что-то изменилось.
– Вроде бы такая же, как и вчера, – опускаю я взгляд на столешницу, хоть и сама понимаю, что он прав.
– Слава, чего ты начинаешь? – голос Матвея меняется, становится жестче. – За вчерашние сутки много чего изменилось. И мы оба в том
Да, именно закрываться. Матвей прав. Я то и делала, что закрывалась от мира, от людей. Поднимаю глаза и спрашиваю:
– Все хорошо?
Не знаю, почему я задаю именно этот вопрос. Очень неожиданно моя жизнь перевернулась за один день. Матвей улыбается, смотрит внимательно, как будто видит впервые.
– Слава, я пока сам не знаю, но не только же от меня все зависит. Приятного аппетита, – говорит без паузы и начинает уплетать омлет.
А я хотела вот так готовить для другого, любить другого, выйти замуж за другого… Сейчас мне почему-то кажется, что Мити и не было в моей жизни. Я вспоминаю его как старого знакомого, не более. Не знаю, как бы могла сложиться наша с ним совместная жизнь, но явно не так. И что правильнее? Просто испытывать теплые чувства к человеку или сходить с ума от одного прикосновения?
А это непонятное чувство в животе появляется даже тогда, когда я просто смотрю, как Матвей ест.
Про Марту он пока не говорит, но я понимаю, что все еще впереди. А я не хочу, чтобы малышка оказалась в его мире. В мире больших денег, незаконных соблазнов и опасностей. Пусть лучше с бабушкой, в деревне.
– Мне надо домой, – говорю тихо, закончив с завтраком. – Сейчас помою посуду и поеду.
Беру тарелки и несу к мойке, чувствуя, как сердце колотится так, что его должны слышать на соседней улице. Матвей молчит, пока я мою посуду, а потом поднимается из-за стола – слышу – и говорит:
– Я подвезу.
– Не стоит, я на автобусе.
– Моя женщина не будет ездить на автобусе.
От его слов бросает в жар. Я старательно вытираю полотенцем посуду, глядя на плитку на стене. Моя женщина? Моя?
Матвей выходит, а я продолжаю издеваться над ни в чем не повинной чашкой. Я его женщина? Как собственность? Или как кто?
Иногда я его не понимаю. Вот он нежный, такой простой, обычный, живой… А потом как по щелчку пальцев что-то меняется – в нем появляется жесткость, холодность. Какой же он на самом деле?
И хочу ли я узнать ответ на этот вопрос?..
Глава 37
Матвей
Не скажу, что это было легко, но мне все-таки удалось уговорить Славу подвезти ее до дома. Вот что за блажь? На автобусе она ехать собралась. Чем со мной, в удобной тачке, хуже?
Не понимаю ее. Но пытаюсь и сам от себя охреневаю. Будь на месте Славы кто-то другой, мне было бы насрать, пусть делает что хочет. А со Славой так не могу. И почему так – объяснить тоже не могу.