Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий
Шрифт:
– Бесцветный Цкуру Тадзаки, – сказал он вслух.
В конечном итоге, ему абсолютно нечего предложить. Ни людям вокруг – ни, пожалуй, себе самому.
И тем не менее через десять дней после их расставания Хайда появился в бассейне. Когда Цкуру коснулся стенки бассейна, чтобы развернуться и плыть обратно, кто-то легонько хлопнул его по руке. Он задрал голову. На бортике прямо над ним сидел на корточках Хайда – в плавках и черных ныряльных очках на лбу – и, как обычно, приветливо улыбался. Они встретились взглядами впервые за столько дней, но лишь молча кивнули друг другу – и пустились, как обычно, в долгий парный заплыв по одной дорожке. Сообщаясь только ритмами плавных
– Съездил в Акиту на несколько дней, – сообщил наконец Хайда, когда они вылезли из воды, приняли душ и стали вытирать волосы. – Дома случилось кое-что, пришлось срочно уехать…
Неопределенно хмыкнув, Цкуру кивнул. Уезжать посреди семестра на целых десять дней? На Хайду совсем не похоже. Все-таки лекций он, как и Цкуру, старался не пропускать. Стало быть, и правда что-то стряслось. Правда, что именно, он не сообщил, а Цкуру не стал расспрашивать. Но как бы там ни было, с возвращением Хайды он смог наконец вытолкнуть из легких сгусток воздуха, застрявший там с тех пор, как они расстались. И опять задышал полной грудью. Значит, его друг исчезал вовсе не потому, что хотел от него отвернуться.
Они снова общались, как раньше. Все так же болтали, вместе ужинали. Валяясь на диване, слушали принесенные Хайдой компакты, обсуждали музыку и книги. Или же просто молчали в одной комнате каждый о своем. По субботам засиживались допоздна, и Хайда оставался у Цкуру на ночь. Стелил себе на диване в гостиной и засыпал. Больше ни разу он (или его альтер эго – если то, что привиделось Цкуру, вообще случилось) не заходил среди ночи в спальню и не смотрел на Цкуру из темноты. И хотя Белая с Черной то и дело продолжали резвиться в его постели во сне, никакого Хайды там больше не появлялось.
И все-таки Цкуру ловил себя на том, что в ту ночь странный Хайда своими призрачными глазами все-таки заглянул в него. След от того взгляда так и остался у Цкуру внутри. Нечто вроде саднящей боли от легкого ожога. Именно в те минуты Хайда изучил все потаенные желания Цкуру, препарировал их одно за другим – но все-таки решил дружить с ним и дальше. Просто чтобы свыкнуться с этим новым знанием и успокоиться, ему понадобилось одиночество. Вот он и прервал их общение на целые десять дней.
Разумеется, то было всего лишь предположение. Безосновательная, почти бредовая гипотеза. Очередная галлюцинация, иначе не назовешь. Но именно она не давала Цкуру покоя. От одной мысли о том, что его подсознание обшарили до последнего уголка, он ощущал себя жалким, как червь, прозябающий под склизким, замшелым камнем.
И все-таки этот юный умник был нужен ему. Чуть ли не больше всего на свете.
8
Окончательно из жизни Цкуру Хайда исчез на следующий год в конце февраля, через восемь месяцев после их знакомства. Теперь уже навсегда.
Закончился учебный год, объявили итоги сессии, и Хайда уехал в родную Акиту. Скорее всего, сразу вернусь, сказал он Цкуру. Зимой в Аките жуткие холода. Да и торчать там целых две недели – со скуки сдохнуть можно. В Токио куда веселее, сказал он. Просто нужно помочь старикам счистить снег с крыши, да и просто повидаться… Но прошло две недели, потом и три, а Хайда все не возвращался в Токио. И никак не сообщал о себе.
Поначалу Цкуру не придал этому большого значения. Видимо, родной дом показался Хайде уютнее, чем он думал. А может, снега этой зимой навалило больше обычного. Сам же Цкуру съездил домой в Нагою на три дня в марте. Ехать совсем не хотелось, но куда денешься? Конечно, в Нагое не нужно счищать с крыши снег, но мать названивала ему в Токио чуть ли не каждый день. У тебя же там каникулы, почему домой не приедешь, и все такое.
– Кучу
– Но хоть на пару-то дней можно вырваться? – настаивала мать. А потом и сестра позвонила, сказала, что мама очень скучает и лучше бы Цкуру появился хоть ненадолго.
– Понял, – сказал он и обещал приехать.
В Нагое он почти не выходил из дома – разве только выгуливал в парке собаку. Слишком боялся случайно встретить кого-нибудь из четверки бывших друзей. Особенно – Белую или Черную: с тех пор, как те стали являться ему в эротических снах, встречаться с ними наяву Цкуру ни за что бы не посмел. Ведь он, по сути, насилует их в своем воображении. Хотя сами они, конечно, о том и не подозревают… А может, наоборот – с первого же взгляда обе догадаются, что он вытворяет с ними во сне? И пошлют его ко всем чертям за эти грязные, оскорбительные фантазии?
Мастурбировать он, по возможности, старался реже. Не потому, что стыдился. А потому, что без фантазий о Белой и Черной кончить не удавалось. Сколько ни старался он думать о ком-то другом, эта парочка затмевала все прочие варианты. Чем дольше он воздерживался от мастурбации, тем развратнее становились его сны. И почти всегда – с Белой и Черной. Хотя сам он, своею волей их не вызывал. И этот факт, хотя и служил плохим оправданием, для Цкуру значил немало.
Сны были почти всегда одинаковы. Вне зависимости от места действия и поведения его участников, все сводилось к одному: обе они оплетали Цкуру голыми телами, доводили его пальцами и губами до экстаза и совокуплялись с ним. Но кончал он всегда только с Белой. Как бурно ни ласкал бы Черную, перед самым оргазмом всегда обнаруживал, что девчонки успели поменяться местами, и он все равно взрывается в Белой.
Вся эта нелепость начала сниться ему на втором курсе – с лета, когда вся четверка отвернулась от него и шанса встретиться и с Белой, и с Черной уже не осталось. А точнее – с тех пор, как он твердо решил забыть обо всем, что его с ними связывало. До того подобных снов он не видел ни разу. И что с ним творилось, конечно же, не понимал. А потому решил спрятать и этот вопрос поглубже в ящик с табличкой «Не отвеченное».
Растерянный и подавленный, Цкуру вернулся в Токио. Но Хайда по-прежнему не выходил на связь. Не появлялся ни в бассейне, ни в библиотеке. Несколько раз Цкуру звонил в его общежитие, но там всякий раз отвечали, что Хайды нет. Ни адреса, ни домашнего номера в Аките Цкуру не знал. Так постепенно закончились весенние каникулы, начался новый учебный год. Цкуру перешел на четвертый курс. Зацвела сакура, потом облетела. Но его юный головастый друг по-прежнему не давал о себе знать.
Тогда Цкуру отправился к нему в общежитие. Комендант сообщил ему, что по завершении учебного года Хайда подал заявление, выселился и съехал куда-то с вещами. Услышав это, Цкуру просто онемел. Ни почему, ни куда именно Хайда решил переехать, комендант не знал – и как будто даже подчеркивал, что знать не хочет.
Наконец, проверив списки студентов вуза, Цкуру выяснил, что Хайда взял академический отпуск. Почему – документы не сообщали: информация личная, разглашению не подлежит. Просто зафиксировано два заявления – об академическом отпуске и о выселении из общежития. Оба поданы, еще когда Хайда общался с Цкуру как обычно. Когда они еще плавали вместе в бассейне, а на выходные Хайда оставался у него ночевать, и они забалтывались допоздна. Вот только о том, что берет академ, Хайда не сообщил ни слова. Вместо этого улыбнулся, как ни в чем не бывало, сообщил: «Съезжу в Акиту на пару недель». Сказал – и как сквозь землю провалился.