Беседы об искусстве (сборник)
Шрифт:
Почему восхищаются – повсеместно, как я полагаю, – греками, египтянами, персами? Разве редкость греческих, египетских, персидских произведений не придает им еще большую ценность? Разве с каждой из ран, которые нанесло им время, не приобрели они еще больше достоинств? – Берегитесь же: неистовства вандалов всех времен и зловещие вырубки, которые практикуют в наши дни, наложили на терзаемые памятники Средневековья печать редкостности, которую вы так цените в произведениях Персии, Египта и Греции.
Я
Но с совершенно прекрасным произведением вандал, если только не обратит его во прах, ничего не может поделать: остается план, а благодаря ему я восстанавливаю все произведение целиком, мысленно убирая рану.
Удары времени тоже не лишают нас красоты. Время бесконечно справедливо и мудро. Оно подтачивает наши творения, но возвращает почти такими же, какими берет. Если оно и сглаживает детали, то добавляет планам новое величие, почтенный характер.
Подлинные враги архитектуры и скульптуры – это плохие архитекторы и скульпторы – крупные модные хирурги, берущиеся искусственно «приделать» больному конечности, которые тот потерял. – О, эти художники, делающие искусство из «домысливания»! И из подделки!
Надо изучать, изучать самих себя.
То, что делаю я сам, – это мелочь и занимает мало места. Но творения наших Древних! Они покрывают нашу землю! У нас вы можете видеть их повсюду. Вот в чем моя заслуга: я их видел, чтобы рассказать об этом, чтобы и вам внушить желание увидеть их. Народ не имеет средств предпринять подобное изучение, он приносит пользу иначе. «Трудящимся» некогда заниматься раскопками этого новоявленного Геркуланума – собора. Я сделал это за них. После многих лет тяжелого труда я чувствую, что стал братом других трудящихся, братом великих пахарей. Я был бы счастлив, если бы они захотели принять плоды моей работы, моего опыта.
Так что я беру за руку каждую из наших провинций, каждый из наших городов и их гордость; я собираю эти сокровища в Париже, откуда они могут сиять за пределы страны. Они принадлежат всем! Каждый может сказать себе: я богач.
Я вовсе не притязаю на то, что будто бы все постиг, о нет! Я признаю свои ошибки; я бы мог привести и многие другие. Столько красоты в этой красоте! Впечатление, каким бы сильным оно ни казалось, никогда не бывает окончательным. При первом взгляде удивляешься, ум делает усилия, огромные скачки, чтобы усвоить мысль художника. Но закон остается по ту сторону, и наблюдения продолжают накапливаться подобно облакам, что вздымаются на горизонте… Я смотрю, пытаюсь разобраться, что к чему, словно естествоиспытатель. Вот уже двадцать лет, как я занят этим, всякий раз переживая маленькое открытие, проблеск понимания, и уже не рассчитываю на полную победу.
Знание не дается целиком одному человеку. Прихожу к этой мысли: я лишь звено в цепи. И пусть я буду услышан, когда проповедуюпростоту как главное условие счастья и красоты! Правда, эта простота труднодостижима; все, что мы есть, все, что мы делаем, связано со всей природой. Значит, обо всей природе нам и надо постоянно думать. Возможно ли это? Но разве не вся природа здесь, предо мной, в модели: правильная точка или множество правильных точек. Вглядимся пристальнее в модель: она скажет нам все.
К несчастью, в городах мы пришли к такому лихорадочному возбуждению, что природе довольно трудно нас успокоить. Что касается меня, то я еще нетерпелив от человеческих страстей. Быть может, неплохо всегда иметь несчастье на груди, чтобы не закоснеть…
Моя новая подруга, старость – которую мои современники сделали для меня столь прекрасной! – внушает мне уверенность, которой я бы хотел поделиться со всеми.
III
Заметки о романском стиле
Готика – это история Франции, древо всех наших родословий. Она определяет наше становление, поскольку живет, меняясь вместе с нами. В последующих стилях она сохраняется вплоть до конца XVIII века. Эти стили – ее ответвления.
Романский стиль, взявший свое начало в катакомбах, у первых христиан, что ютились в глубоких тайных склепах, скуден и сумрачен, как само рождение религии.
Романская постройка всегда более или менее подземелье, тяжеловесный склеп. Искусство здесь в заточении, лишено воздуха. Это куколка готики.
Как и положено, эта куколка несет в себе только основные формы, развитие которых станет заметно лишь у зрелого существа. Они отличаются суровой простотой, с каймой, поясным бордюром и фестонами, идущими по всему зданию, обрамляя окно за окном. Ту же прекрасную декоративную простоту можно найти в коптских позументах.
Готика даже во времена самого чрезмерного, расточительного украшательства не отрекалась от своей романской первоосновы. Она французская. Она наследует романскому стилю, как цветок наследует бутону.
Романский портал.
Его арки накладываются одна на другую, и эти последовательные наслоения украшены очень простой резьбой, почти детского рисунка. Сюжета нет. Это всего лишь резной орнамент. Почти для всех это лишено интереса, не заслуживает внимания, грубо.
Какая ошибка! Не повторим ее!.. Это подобно тому, как если бы мы услыхали Эсхила или самого Гомера.
Я знаю, мы притязаем на то, что будто бы в наших изощрениях больше смысла, чем в этом «варварском» искусстве. Но в этом варварском искусстве есть что-то возвышенное.