Бесконечная любовь
Шрифт:
Вивьен подняла смеющийся взгляд.
— Что ж, приятно слышать.
Экипаж графа ждал у подъезда. Оливер помог подняться спутнице, а потом легко запрыгнул сам и сел напротив. Вивьен с удовольствием откинулась на кожаную спинку. Она обратила внимание на завернутый в тряпку горячий кирпич на полу — чтобы не мерзли ноги — и свернутый плед в углу сиденья.
— А вы позаботились о комфорте.
— Не хотелось привезти вас к сэру Руфусу холодной, как сосулька. Дворецкий и сам бы все предусмотрел: очень обиделся, когда я напомнил.
В педантичности и исполнительности опытного слуги Вивьен не сомневалась, но забота графа показалась особенно приятной. Однако Оливер тут же испортил настроение.
— Вам незачем было ехать, — заметил он. — Я мог бы и сам вернуть эту брошку.
— Но это моя обязанность, а не ваша, тем более что Китти вызывает у вас раздражение.
Граф обиделся:
— Ничего подобного. Леди Мейнуаринг очень мила.
Вивьен закатила глаза:
— Но вот только ездить к ней мне не следует.
Оливер вздохнул:
— Знаю, что вы все равно будете ее навещать и выполнять любые просьбы. Не в вашем характере ставить репутацию выше дружбы.
Вивьен взглянула насмешливо:
— В ином случае вы бы меня ценили больше?
Он грустно усмехнулся:
— Нет. Вы знаете, что это не так. Просто хочу убедить вас соблюдать осторожность. Люди любят посудачить, а вы то и дело подкидываете им новые поводы.
Вивьен равнодушно повела плечом.
— Что мне за дело, если им нравится чесать языки? — Она немного помолчала, а потом негромко призналась: — Марчестер-Холл был огромным, мрачным, пустынным домом. Никого, кроме меня и братьев. Они были старше и могли делать многое, что мне строго запрещалось из-за того, что я была девочкой. Поэтому я так радовалась, когда приезжала тетушка Миллисент. — Леди Карлайл внимательно посмотрела на спутника. — Вы ее знаете: та самая радикально настроенная дама, которая рассказала мне о правах женщин и других крайне вредных вещах, а потом оставила щедрое наследство.
Губы Оливера чуть заметно дрогнули.
— Но в те дни, когда у нас гостила леди Китти, — продолжала Вивьен, — дом словно оживал. Во всех комнатах зажигали свет, повсюду слышались разговоры и смех. Папа требовал, чтобы мы, дети, непременно выходили поприветствовать гостей, но искренний интерес к нам проявляла только она. Часто поднималась в детскую и подолгу беседовала со мной, Грегори и Джеромом. Это были чудесные вечера. Грегори говорил, что так же делала наша мама, но я, конечно, этого не помнила. Китти всегда так красиво одевалась, блистала драгоценностями. Не полюбить ее было просто невозможно.
— Должно быть, вам приходилось нелегко, — заметил Оливер. — После того как отец женился на Барбаре, они почти все время проводили в Лондоне, но рядом всегда оставались Ройс и Фиц. Ну и конечно, дед.
— Ваши родители предпочитали Лондон?
— Да. Уиллоумир слишком далеко от столицы. Зимой они оставались дома не больше пары месяцев, за исключением того года, когда родился Фиц. Оба любили светскую жизнь, боялись пропустить что-нибудь интересное. — Граф немного помолчал. — Хорошо понимаю ваши нежные чувства к леди Мейнуаринг. Ей удалось скрасить ваше детство.
Вивьен улыбнулась:
— Среди прочего она привила мне любовь к драгоценностям. Никогда не ездила без своей шкатулки — большого деревянного чемодана с отдельными ящичками, дверками и даже потайными отделениями. Носить его дозволялось только преданной горничной. А по вечерам, когда та одевала и причесывала госпожу, я обычно сидела на полу, доставала одно украшение за другим и каждое примеряла. Помню, однажды нацепила сапфировое ожерелье на голову, подобно тиаре.
Леди Карлайл усмехнулась.
— Не сомневаюсь, что выглядели при этом настоящей принцессой.
— Что вы! Выглядела тем, кем была: тощей девчонкой с ожерельем на лохматых рыжих волосах. Но чувствовала себя волшебно.
Экипаж мягко катился по дороге, и разговор тек свободно и непринужденно: от рассказов о детстве перешли к общим воспоминаниям о летних днях в Уиллоумире, а потом и к последним скандалам лондонского бомонда. Первые два часа поездки промелькнули незаметно.
Оливер посмотрел на часы и самодовольно объявил, что в Лондон удастся вернуться до темноты. Неожиданно на дороге показалась карета со сломанным колесом. Рядом на сундуке, прикрывшись от солнца зонтиками, сидели две женщины и мрачно наблюдали, как кучер пытается справиться с неприятностью.
Проехать мимо не позволяла учтивость. Пришлось остановиться и предложить помощь. Пока возница графа помогал снять колесо, Оливер и Вивьен пригласили дам в свой экипаж и сочувственно выслушали жалобы на дорожные невзгоды. На то, чтобы снять колесо, укрепить его на крыше кареты Оливера и вместе с дамами доставить в ближайшую деревню, ушло больше часа. На постоялом дворе путешественницы — мать и дочь, навещавшие больную тетушку, — настояли, чтобы новые знакомые разделили с ними ленч.
В результате непредвиденной задержки в Эшмонте в поместье сэра Руфуса они оказались не в полдень, как предполагали, а на пару часов позже. Дворецкий сообщил, что хозяин уехал и вернется только к чаю, и проводил посетителей в гостиную, заверив, что сейчас же принесет закуски, чтобы подкрепиться с дороги. Оливер повернулся к спутнице и выразительно вскинул брови.
Вивьен пожала плечами и сурово уточнила:
— Разве я могла знать, что именно сегодня он решит куда-то отправиться? Одному Богу известно, когда он вернется. Не исключено, что застрянем здесь на несколько часов. Хочется верить, что если ожидание затянется, они нас накормят.
Оливер резко обернулся:
— Возможно, вернуться в город раньше полуночи не удастся. На ночь мы здесь не останемся.
— Значит, поедем, когда сможем. Ничего страшного, мне уже доводилось путешествовать в темноте.
Вивьен выразительно пожала плечами.
Оливер не удостоил замечание ответом, и в комнате воцарилось напряженное молчание. Недавняя дружеская раскованность бесследно исчезла. К счастью, вскоре дворецкий вернулся с подносом и любезно предложил каждому отдельную комнату, чтобы освежиться и отдохнуть. Вивьен с радостью воспользовалась возможностью смыть дорожную пыль, а заодно избавиться от общества спутника. Можно было подумать, что она лично ответственна за отсутствие хозяина.
И все же проницательную улыбку сдержать не удалось: она прекрасно понимала, почему перспектива провести ночь в чужом доме или в дороге так раздражала графа. Он боялся близкого соседства с попутчицей, а страх мог родиться только из осознания соблазнительности перспективы.