Бесконечная любовь

Джеймс М. Р.

Иван с трудом сглатывает, долго смотрит на меня, прежде чем схватить пару бутылок со стола.

— Я пойду помоюсь на улице, — наконец говорит он. — Нам нужно будет выехать через тридцать минут, максимум.

Сегодня утром лес выглядит иначе, когда мы проезжаем через него обратно на дорогу. Вчера вечером он был темным и пугающим, смыкаясь вокруг нас, пока мы изнуренно пробирались к домику безопасности. Теперь, при свете, он выглядит прекрасно. Открыто. Свободно.

Может быть, я поеду куда-нибудь вроде этого, потом, я думаю. В горы. Колорадо. Куда-нибудь, совершенно не похожее на то, где я прожила всю свою

жизнь. В конце концов, я начну с чистого листа. Я могла бы сделать все совершенно заново. Стоит подумать, но это не приносит мне никакой радости. Мое сердце становится тяжелым, когда Иван выезжает обратно на шоссе, а я опускаюсь на пассажирское сиденье, пытаясь не думать о том, как мне больно.

— Скоро нам придется оставить эту машину. — Говорит Иван, глядя на дорогу. — Сегодня вечером, наверное. Я сделаю то же, что и раньше — найду какую-нибудь паршивую стоянку для маленьких машин и поменяю пару номерных знаков. Завтра мы будем в Вегасе и избавимся от этой машины. А потом вскоре обретем свободу.

Я киваю. Я не доверяю себе говорить прямо сейчас. Я роюсь в одной из сумок, которые я перепаковала ранее, чтобы найти еще обезболивающего, запивая его водой. Я все еще измотана, и реальность угона еще одной машины, тот факт, что за нами все еще охотятся ФБР и Братва, — все это заставляет меня чувствовать натиск эмоций, с которыми я не готова справиться прямо сейчас.

Братва хочет, чтобы Иван был мертв, а я мертва или использована для получения прибыли для них. ФБР хочет бросить Ивана в самую темную яму, и на данный момент я почти уверена, что они посадили бы и меня, если бы я не рассказала им все, что они хотят знать об Иване. И хотя я должна быть готова сдать Ивана после всего, что он меня заставил пережить, я не знаю, готова ли я это сделать.

К лучшему или к худшему, он мне небезразличен. И такое предательство кажется неправильным.

Мили пролетают молча. Я смотрю, как лесной пейзаж сменяется открытыми полями, тепло машины наконец-то убаюкивает меня на некоторое время. Из полудремы меня вытаскивает голос Ивана, который говорит, что нам нужно скоро остановиться.

— Нам нужно топливо, и нам нужно что-нибудь поесть. — Говорит он. — Наверное, нам также следует размять ноги. После того, что случилось, сидеть так долго без движения не очень здорово.

Я киваю, не желая думать о том, каково это будет, когда я наконец встану и пойду. Я чувствую, что все начало напрягаться, пока я сидела и спала, и я уверена, что это не будет хорошо.

Я брожу по заправке, пока Иван покупает что-нибудь попить и платит за бензин, ища закуски, которые мне могут понадобиться. Я чувствую себя скованной и болезненной, и ходить одновременно больно и хорошо. Взглянув на календарь на стене у окна, я понимаю, что до Хэллоуина осталось всего несколько дней.

У меня сжимается грудь. Джаз, Зои и Сара уже наверняка определились с костюмами на этот год. Решили, на какую вечеринку в баре лучше всего пойти, или хотят ли они пройтись по барам в центре города, и посмотреть, во скольких конкурсах костюмов они смогут принять участие и сколько бесплатных напитков они смогут получить. Я буду скучать по этому в этом году.

И через год… всегда.

Я беру небольшой пакетик кукурузных палочек и бутылку холодного чая, не особо обращая внимания на вкус. К этому моменту мой интерес к закускам исчез. Когда

я подхожу к прилавку, чтобы положить покупки рядом с покупками Ивана, я вижу стойку с открытками рядом с кассой, и что-то в них заставляет меланхолию, овладевающую мной, казаться еще тяжелее.

Они все безвкусные: раздутые фотографии пейзажей и большие лозунги, объявляющие о нашем отъезде с Великих равнин и нашем предстоящем входе на Тихоокеанский Северо-Запад — технически. Но, конечно, вместо того, чтобы продолжать путь к побережью, мы резко поворачиваем и направляемся в Вегас. Комок поднимается у меня в горле, когда я смотрю на них, осознавая, что мне сейчас некому отправить открытку. Если бы я это сделала, если бы я связалась с кем-то из своих друзей или семьи, с которыми я не так уж много общалась в последние несколько лет, я бы подвергла их опасности.

Иван платит за еду и бензин. Я могу сказать, что он старается не выглядеть так, будто осматривает парковку, но я вижу, как он наблюдает краем глаза, вижу напряжение в его плечах, когда он ждет, что что-то произойдет, еще один инцидент, теперь, когда наступил новый день.

Но на этот раз, по крайней мере, все в порядке. Мы возвращаемся к машине, не встречая никого, кого мы не хотим видеть. Иван заправляет бак и садится обратно, бросая взгляд на меня, когда я со стоном откидываюсь на спинку сиденья. Обезболивающие, которые я принимала, начинают действовать, но это была всего лишь комбинация ибупрофена и напроксена, так что они не делают ничего, кроме как снимают напряжение. Мое тело все еще протестует против каждого движения.

Иван бросает на меня взгляд, когда начинает выезжать с заправки, на его лице отражается беспокойство.

— Тебе нужен более длительный перерыв? — Тихо спрашивает он. — Мы можем, если нужно. Я найду для нас безопасное место, где мы сможем остановиться…

— Нет. — Я качаю головой. — Давай просто продолжим. Чем раньше мы доберемся до Вегаса, тем лучше.

Я вижу боль на его лице, когда говорю это. Он не отрывает взгляда от дороги, и тишина между нами кажется тяжелее, чем когда-либо, полной невысказанных вещей, которые, я не знаю, скажем ли мы когда-нибудь друг другу.

Какой в этом смысл, если все это закончится всего через пару дней?

Мы едем часами, останавливаясь лишь пару раз, чтобы сходить в туалет. Тишина длится почти столько же, нарушаемая лишь тихим гулом радио и редким шуршанием обертки от закуски или хрустом пластиковой бутылки с водой. В этот момент я не знаю, кто из нас должен попытаться преодолеть пропасть между нами. Иван причинил мне боль способами, которые должны быть непростительными, которые должны были навсегда разрушить доверие между нами, но я знаю, что я тоже причинила ему боль. Он сделал себя уязвимым ради меня, пытаясь искупить то, что он сделал, а я не позволяю этому быть достаточным.

Я не знаю, смогу ли я.

Когда закат начинает полосовать небо, освещая его оранжевыми, желтыми и розовыми цветами, стоящими палитры художника, я пытаюсь сосредоточиться на этом, а не на боли в моих мышцах и в моем сердце. Слишком скоро голос Ивана, ровный и бесцветный, прорезает мое отвлечение.

— Я собираюсь скоро остановиться и поменять машину. — Говорит он, меняя полосы движения, глядя на атлас у себя на коленях. — Это будет последний раз, прежде чем мы доберемся до Вегаса.