Бесконечная война
Шрифт:
И всё же, во время движения по улицам, Милена практически не думала о своей любовнице. Когда она вышла замуж за Дэсарандеса, то променяла хождение пешком на изысканные кареты. И теперь, когда правительница снова шла одна, не считая Карсина, сопровождающего её, она чувствовала себя такой же голой, как рабыня, притащенная на аукцион. Вот она, без сомнения, самая могущественная женщина во всей Империи, и она ощущала себя такой же беспомощной и преследуемой, как обыкновенная помощница булочника или торговка рыбой.
Как только Нигель Санторион сообщил Безе время и место, гвардейский
Она ходила по улицам — своим улицам — так же, как ходили те, кем она владела и управляла. Её шаг был быстрым. Женщина испытывала страх и необъяснимую робость, отводя глаза от каждого прохожего и стискивая руки у груди.
Милена вспомнила прошлое, когда она ещё была обычной девчонкой в полуразорившейся дворянской семье. В последний раз, вот так, она ходила по улицам лишь тогда. Но если в прошлом она проходила сквозь туман угрозы, который окружал каждую молодую и красивую девушку в дурном обществе, то теперь её путь лежал сквозь туман угрозы, который окружал сильных мира сего, когда они оказывались среди бессильных.
«Когда улицы столицы стали столь тревожными и опасными? — удивлялась Мирадель. — Дело в культистах, бунтах и армии Челефи? Или это лишь моё разыгравшееся воображение?»
Карсин нашёл место, которое указал Нигель, весьма паршивым, но министр заверил капитана гвардии, что и человек, которого они ищут, далеко не святой, а самый настоящий убийца. А потому и искать его нужно исключительно в местах, далёких от центральных районов столицы Империи.
— «Забытые»… это люди, не от мира сего, — объяснял Милене Санторион. — Каждый из них фанатик своего дела, который не успокоится, пока оно не будет завершено. Для них смерть — это святость. Поэтому даже само общение перед заказом, это уже часть… — он замялся.
— Убийства, — закончила императрица его фразу.
— Верно, — Нигель ощущал себя не в своей тарелке. Мужчина до сих пор не мог поверить, что он участвует в заговоре против высшего жреца. Он! Один из тех, кто организует смертельный тайный заговор! И против кого — самого избранника Хореса!
Санторион несколько раз молился и просил двуединого бога послать ему знак, однако слышал лишь тишину. «Тоже своего рода знак», — решил министр.
Со своей стороны Милена нисколько не возмущалась перспективе тайком пересечь свой город. Ей казалось, что нужно что-то сделать, дабы её безумный замысел имел хоть малейший шанс на успех. Приложить какое-то усилие, кроме открытия рта и озвучивания своего желания. Да и что значат риск и тяжёлый труд хождения по улицам в сравнении с тем, что она хотела и должна была совершить?
Они шли бок о бок там, где это позволяла ширина улиц, а в остальном Мирадель следовала за Карсином, как ребёнок или жена, обнимая его за высокие широкие плечи. Даже относительно
Город жил своей жизнью и отовсюду раздавался шум. То жрецы собирали народ на проповедь, то мчался отряд кавалеристов, то торговцы громко нахваливали свой товар. Возле дешёвых таверн собирались пьяницы, а в стороне от них, тяжело топая, двигался инсурий с тремя солдатами, которые подозрительным взглядом осматривали всех вокруг.
Таскол был наготове, ожидая скорое пришествие Челефи.
Периодически императрица затыкала нос от вони, но изредка наоборот, тянулась за запахом — например свежей выпечки. Бесконечная смесь ядовитого и душистого. Каналы так сильно возмущали её своим мусором и зловонием, что она решила издать закон об их очистке, когда вернётся во дворец.
На новой улице мимо них проехала процессия важных всадников, откуда надменные аристократы смотрели на горожан, как на дерьмо под своими сапогами. Милене с Безой пришлось обойти их.
Императрица давила возмущение, наблюдая за несовершенством столицы, которую ранее полагала идеальной во всём. Но нет, то каналы, то запахи, то стражники, которые играли в кости, вместо того, чтобы охранять…
«Я уже не одна из них, — осознала Мирадель. — Не одна из народа».
Годы правления и жизни по совершенно другим законам превратили её в иностранку, которая ничего не понимала. И хоть императрица знала, что бесчисленные тысячи людей совершали путешествия, ничем не отличающиеся от того, который проделали они с Карсином, ей казалось чудом, что они добрались до места назначения без каких-либо происшествий. Со временем улицы становились всё более узкими, всё менее людными и настолько лишёнными запаха, что она, наконец, перестала зажимать свой нос.
На протяжении дюжины ударов сердца Милена даже шла совершенно одна со своим капитаном гвардии, борясь с внезапным, необъяснимым подозрением, что они с Санторионом сговорились убить её. Эта мысль наполнила женщину стыдом и ужасом.
Власть, решила она, искажает зрение.
И вот они подошли к нужному дому, выглядящему столь старым и древним, что заложили его, наверное, ещё ровесники родителей Дэсарандеса. Беза начал сверяться с маленькой картой, которую ему вручил Санторион, а Мирадель просто осматривалась.
«Типичные трущобы, — подумала женщина. — Судя по виду, место заброшено. Разве что какие-нибудь бездомные…»
Вокруг стояла чуть ли не зловещая тишина, что резко било по ощущениям императрицы, успевшей привыкнуть к городскому шуму.
Когда Милена снова взглянула на Карсина, тот смотрел на неё встревоженным взглядом.
— Прежде чем вы уйдёте… Могу ли я говорить, ваша милость? Говорить свободно, — спросил он.
— Конечно, — кивнула женщина.
Неожиданно для неё, капитан настойчиво, хоть и предельно аккуратно, схватил её за руку. Этот поступок поразил Мирадель, одновременно испугал и ободрил.