Бесконечные дни
Шрифт:
— И все-таки надо мне что-то с тобой делать, — заявил он чуть ли не с рычанием.
Мне прямо захотелось замурлыкать от удовольствия.
— Джастин! — окликнул его девичий голос.
Оба мы резко обернулись. К теплице со стороны клуба подходила Неразлучная Троица в полном составе, с Трейси во главе. Все трое облачены в черные вечерние мини-платьица, каждое в своем стиле, но все похожие.
— Привет, Лина, — поздоровалась Трейси.
— Как ты быстро загорела, — промолвила Клаудия.
Я посмотрела на руки.
— Да как-то
— Никуда на вечер не уезжаешь? — поинтересовалась Трейси, продевая руку под локоть Джастина.
Я взглянула ей в глаза, как смотрят вампиры — взглядом, пронзающим насквозь. Но за ее зрачками не было глубины. Плоская душонка, дитя бездуховной вселенной. Собственно говоря, все они в Троице были жертвами собственного же эгоизма и самолюбия. А вот у Джастина в глазах горел свет. Как в окне, в котором я видела, что он гораздо, гораздо больше, чем обычный парень его возраста. В нем таились ловкость и отвага, как в Роде. У него была душа. Я отвела глаза от Трейси. В груди у меня что-то оборвалось, как будто разбились чары.
— Никуда, — сказала я, переводя взгляд на Клаудию и Кейт. — Воскресный вечер для меня не то чтобы большое событие.
— Так и будешь слоняться вокруг оранжереи? — спросила Кейт.
Платье у нее было еще короче, чем у подруг.
— Плохо дело, — скорчила рожицу Трейси и повернулась к Джастину. — Ну идем же, я хочу попасть в клуб и обратно до отбоя.
Они все зашагали прочь. Мне не хотелось тащиться сзади, так что я притворилась, будто рассматриваю что-то за стеклом оранжереи.
— Доброй ночи, — бросил Джастин, оборачиваясь ко мне.
— Доброй ночи, — ответила я, и скоро они уже потонули во тьме, а я побрела домой.
В девять утра понедельника я обнаружила Тони в библиотеке. Казалось, он там провел уже много часов. Его окружали сотни фотографий. То есть буквально штук двести. И на каждой — я. Поставив рюкзак за стол я поглядела вдоль длинного прохода между стеллажей, сняла очки и направилась к Тони.
Когда я остановилась возле его стола, Тони даже головы не поднял. Все эти фотографии были сделаны во время той нашей поездки. Двести фотографий, в разных ракурсах, на разном расстоянии. Склонив голову над альбомом, Тони крепко сжимал кусок угля для рисования. С листа бумаги на меня глядели глаза, очень похожие на мои.
— Ты хоть понимаешь, что это уже можно назвать одержимостью? — вопросила я, скрестив руки на груди.
Тони откинулся на спинку кресла, а я, признаться, отшатнулась в изумлении. Обычная его добродушная непринужденность куда-то пропала. На гладкой коже виднелись следы угля. Особенно большое пятно чернело на лбу — должно быть, работая, он подпирал голову рукой.
— Никогда еще не писал портретов, — коротко ответил он и, снова склонившись над альбомом, проворчал себе под нос: — Никак не разберусь с перспективой.
Похоже, он говорил скорее сам с собой, чем со мной.
На ней мы с Джастином Иносом стояли на самом борту яхты, полуобернувшись друг к другу. Джастин дергал меня за руку, а солнце так омывало наши лица, что казалось — мы купаемся в золотых лучах. Мы глядели друг другу в глаза, и я улыбалась. Вода под яхтой отбрасывала на наши лица золотые отблески. Не успела я еще полюбоваться на изгиб своих губ и белизну зубов, как Тони вырвал у меня фотографию и небрежно швырнул ее на груду других.
— Эй, ты что! — запротестовала я.
— Не так. Везде перспектива не та, что надо.
— Тони, ну не может быть! Посмотри, сколько их тут! Наверняка можно что-нибудь выбрать.
Он помотал головой, одним быстрым движением сгреб всю груду фотографий со стола в холщовую сумку и зашагал по проходу меж стеллажами к выходу из библиотеки. Рюкзак сполз у него с плеча и болтался на руке. Тони закинул рюкзак на место, но в ту же секунду мешковатые брюки сползли вниз, продемонстрировав мне трусы-боксеры и самое начало расщелины меж ягодицами. Тони аж подскочил, поспешно натянул штаны и с чувством толкнул дверь.
— Тони, погоди! — завопила я, вылетая из библиотеки и бросаясь за ним вдогонку. Я очень старалась не смеяться.
— Нет, Лина, ты пока ничего не получишь, — заявил он мне, не замедляя шаг. — Я должен сделать все как следует. Понимаешь, это ведь не просто портрет. Это большая часть моей стипендии. Каждый новый проект, который я выбираю, должен содержать в себе какой-нибудь важный образовательный элемент. Я должен отрабатывать что-то новое.
— Выходит, мой портрет должен расширить твои горизонты как художника? — спросила я.
Взгляды наши встретились, и досада Тони тотчас сменилась улыбкой. Он положил руку мне на плечо.
— Если тебе нравится выражаться так вычурно то да, именно. Глаза у тебя хорошие.
Мы вместе направились к классу, где проходили занятия анатомией, но угодили в толпу и вынуждены были идти медленно.
— Принц с принцессой поцапались, — сообщила какая-то девочка из нашей параллели нам с Тони.
Я не знала ее, но могла сказать, что кровь у нее течет медленно (синевато-фиолетовые вены, верный признак).
На лужайке перед «Кварцем» стояли Трейси и Джастин. Трейси обличительно тыкала в лицо Джастину пальцем, только что не царапая нос бедняги изящным ноготком с французским маникюром. Джастин же скрестил руки на груди и мрачно пялился в землю. Пока мы сворачивали налево к скульптуре мадам Кюри, я успела уловить обрывки ссоры:
— В последние дни ты только одно и заладил — пошли в библиотеку да пошли в библиотеку! Хочешь, угадаю зачем? Ошиваться около единственной девчонки на кампусе, которая на тебя не вешается!