Бесплотные герои. Происхождение образов "Илиады"
Шрифт:
В «Илиаде» (III, 199, 418, 426) и «Одиссее» (IV, 184 и др.) Елена — дочь Зевса. Мать ее определена неясно. У Гомера это Леда, смертная, у Гесиода (фрагм. 92) — одна из нимф океанид. В «Киприях» конкретизируется, которая из них — богиня возмездия Немезида, чей храм был в Рамне (Аттика). По любой версии один из ее родителей принадлежит к божествам. Рождение ее представлено как чудо: Немезида, убегая от Зевса, превратилась в гусыню, Зевс в виде лебедя догнал ее, затем Немезида снесла яйцо, из него и вылупилась Елена, из другого — близнецы Диоскуры («сыновья бога») Кастор и Полидевк. Есть рассказ, по которому яйцо, снесенное Немезидой, нашла Леда, и дочь появилась у нее. Это попытка примирить две версии — версию с Немезидой и ту, по которой Зевс сразу полюбил Леду и соединился с ней в виде лебедя. Она-то и является более древней, поскольку Немезида, судя по ее имени, — новое божество (олицетворенное «Возмездие»). Елену
До перехода в эпос Елена, несомненно, была богиней. Богиней растительности. Эта специализация ясно видна по ее атрибутам: плетеная корзинка «елена», калаф, плетеные повозки, венки, еленейон, платан — «дерево Елены». Главный постоянный эпитет Елены — «лепокудрая», «прекрасноволосая». Связь волос с растительностью отчетливо видна у ближайших родственников греков — иранцев. Закапывая срезанные волосы под деревом, иранцы верили, что из волос вырастут растения.
Похищение Елены Парисом-Александром — не единственный рассказ о ее похищении. В Аттике рассказывали о ее похищении Тезеем. Это знали элегические поэты Алкман, Стесихор, Пиндар (Павсаний, I, 41, 5; 11, 22, 7). Похитив ее, Тезей держал ее у своей матери Эфры в Афидне (Аттика), откуда ее освободили ее братья Диоскуры, а Эфру отдали в рабство Елене. Обе версии объединены в представлении певцов Троянского цикла: Тезеево похищение они отнесли к ранней юности Елены, до выдачи замуж за Менелая. Эфра в «Илиаде» (III, 144) оказалась служанкой Елены, а к островку Кранай возле Аттики оказалась приуроченной (III, 443) первая любовная утеха бежавших из Спарты Париса и Елены. Впоследствии этот островок получил название Елена (Еврипид, 1674; Страбон, VIII, VIII, 22).
Таким образом, Елена — богиня, которую похищают. Эта ее особенность, определяющая ее пассивную роль в эпосе, характерна вообще для богинь растительности, что отмечал уже М. Нильсон. Ведь такою же была Ариадна, похищенная Тезеем с Крита, такою же — Персефона, похищенная Аидом (да и тот же Тезей пытался ее похитить). В Персефоне символика богини растительности проступает особенно ясно: ее растительными атрибутами, ее ролью в Элевсинских мистериях, ее дочерней связью с Деметрой — богиней земледелия. Ежегодные исчезновения Персефоны под землю давно поняты исследователями: зимний сезон семена растительности проводят под поверхностью земли. Так же как мужские боги природы умирают и воскресают или прячутся и отыскиваются, так богинь растительности умыкают и возвращают. Возвращают Персефону, возвращают Ариадну, возвращают Елену из плена после первого похищения, возвращают после второго. Таким образом, поход за похищенной Еленой составляет неотъемлемое продолжение сюжета о ее похищении.
Более того, как подметила М. Римшнейдер, очень часто культы богинь растительности, особенно Елены, оказываются связанными с близнечным культом — возле нее оказываются герои-близнецы или по крайней мере два брата, два друга, причем чаще они ее помощники, спасители, а не похитители. Персефону из мира мертвых добывают Тезей и его друг Пирифой, они же осуществляют первое похищение Елены. Вернули Елену из плена два ее брата-близнеца Диоскуры. Второй раз Елену похитил Парис-Александр, а отвоевали два брата — Менелай и Агамемнон. Так что участие мужской пары в эпическом развитии сюжета о возвращении Елены запрограммировано уже на мифической стадии бытования этого сюжета, в зачаточном его состоянии.
Похищение Елены Тезеем и Пирифоем. Роспись на протокоринфском сосуде арибалле (первая четверть VII века до н. э.).
Конечно, это еще не означает непременной предопределенности того развития сюжета о похищении Елены, которое предполагает продолжение его войной. То есть не означает того, что мотив богини растительности, похищаемой и возвращаемой, сам собой перерос в сюжет о похищении царицы и войне за ее возвращение — войне Троянской. Когда Елену похищал неоднократный похититель Тезей, к тому же проживавший близко, в Аттике, это понятно, но с какой стати на роль похитителя был избран Парис из далекой Трои? Какое отношение имели Елена и Спарта к заморской экспансии ахейцев на восток? Почему бегство Париса с Еленой из Спарты в Троаду и возвращение Менелая с Еленой из Троады в Спарту неизменно сопровождается заездом в Египет, а Парис заглянул еще и в Финикию, да и Менелай тоже, хотя все это совсем не по дороге, а очень большие крюки?
Есть возможность ответить на эти вопросы.
На территории нынешней Сирии, в Рас-Шамре на берегу Средиземного моря, при раскопках бывшего финикийского города Угарита была найдена табличка с клинописным текстом, который датируется второй четвертью XIV века до н. э. и является частью финикийского эпоса «Сказание о Керете». О герое этого эпического сказания говорится: «Его законная жена поистине ушла от него. Его собственная супруга, которую он получил за положенные дары, удалилась». Судя по контексту, имеется в виду, что она умерла, но текст выражается эвфемистически: «…ушла… удалилась». Далее рассказано, как горюет царь, как во сне ему явился бог Эл, его отец, и велел принести возлияния вином и медом, затем осадить город Удм и потребовать себе в жены Хурэй, дочь царя. Царь осажденного города попытался откупиться, но не тут-то было. Пришлось отдать дочь.
Здесь очень наглядная параллель к истории похищения Елены. В «Киприях» и «Илиаде», а также у Эсхила в «Агамемноне» найдем и горюющего Менелая, от которого ушла жена, и его вещий сон, и осаду города ради обзаведения женой, и попытку осажденного откупиться, и успех героя. А поскольку финикийское сказание раньше не только «Илиады» или «Киприй», но и самой Троянской войны, даже по самой ранней из ее традиционных датировок, английский ориенталист Г. X. Гордон с большим основанием заключил, что в финикийском сказании мы имеем литературный источник греческой легенды о начале Троянской войны. Попросту сказать, главная идея этой легенды заимствована греками у финикийцев и приспособлена к очень подходящему для этого образу спартанской богини растительности Елены — она естественно стала эпической героиней. Отсюда, от этого финикийского источника, все эти странные «заходы» в Финикию, какое-то непонятное общение Менелая с финикийским станом в Египте и т. п. Все это просто следы оригинала, которые остались в переделке по недосмотру обработчиков.
Предполагать заимствование сюжета ахейцами у финикийцев вполне реалистично. Поблизости от Угарита — остров Кипр, который очень рано подпал под влияние ахейцев. Уже в XVI–XIII веках там применялось линейное письмо, язык которого очень близок к греческому. Тогда же в греческий язык проникли финикийские названия золота, хитона, льва, тмина. Очевидно, и культ Аштарты-Афродиты и ее партнера Таммуза-Адониса. Греческое имя бога Адонис происходит от семитского слова «адони» (господин, господь). Сами названия финикийских городов Библ, Тир и Сидон могли стать известными грекам в этой форме только до 1200 года (Библ) и 1100 года (Тир и Сидон) до н. э., потому что позже они изменились в самом финикийском (например, Библ стал называться не Губал, а Губла). В XIV–XIII веках в Угарите просто-напросто был ахейский квартал, так сказать, ахейское подворье. Заимствование мифов и эпоса шло полным ходом, тому есть немало доказательств.
Однако в тексте финикийского документа нет никаких намеков на то, что в осажденном городе Керет настиг свою бывшую жену. Царевна Хурэй — это не вполне прототип эпической Елены. Многое в этом греческом образе — не только имя — от богини Елены. На нее был перенесен ряд приключений жены Керета и царевны Хурэй.
Гордон добавляет, что не только в греческом сказании есть много элементов финикийского происхождения, но и в финикийском сказании — критского происхождения. Само имя главного финикийского героя — Керет — означает «критянин». Греческое название острова — Крете, библейское название филистимлян, переселившихся с Крита, — «крети» (в семитских языках, к которым принадлежит и финикийский, корень образуется одними согласными, а гласные несут грамматические функции). Значит, исходная версия повести могла появиться у минойцев на Крите, и оттуда ее варианты поступили и к финикийцам, и, возможно, к ахейцам, а от финикийцев — еще раз к ахейцам. Отсюда в греческом эпосе критские следы: Менелай в начале всей эпопеи появляется именно на Крите, и дедом его оказывается критский царь Катрей.
Т. Б. Уэбстер находит подтверждение идее о критском источнике в том, что распространение сюжета с Крита на материк, в ахейскую Грецию, можно проследить по вещественным доказательствам — по находкам изображений осады города. Конечно, могут быть изображения осады и вне связи с сюжетом о похищении жены царя, но сам характер обнаруженных изображений (в частности, на серебряном ритоне, на фресках царских дворцов), как и их повторяемость, говорит о том, что сюжет имел престижный характер, был связан с каким-то общеизвестным мифом и героическим сказанием. К тому же на некоторых изображениях из-за стены осажденного города или из окна выглядывают женщины. Так рассуждает Уэбстер, но это вряд ли способно усилить концепцию Гордона.