Беспощадная истина
Шрифт:
– А какая разница? Я буду драться в любом случае. Какое это имеет значение?
– Ну, например, ярость в поединке с Эвандером Холифилдом навредила вам.
– Да идет оно все нах… й! Это же бой! Это драка! Так что уж что происходит, то и происходит.
– Майк, вы собираетесь и дальше разговаривать в такой манере?
– Я разговариваю с вами в такой манере, в какой я хочу разговаривать с вами. Если у вас какие-то проблемы, то просто выключитесь.
– Знаете что? Я думаю, мы закончим эту дискуссию прямо сейчас, – сказал Расс.
– Вот и хорошо! Мать твою!
– Все ясно. Удачного вам боя, Майк.
– Отъе… сь! Засранец!
– Ты отличный парень, братан!
– Да
Я был так воинственно настроен отчасти потому, что за неделю до боя перестал принимать свою ежедневную дозу золофта.
Поединок показал, что я был в плохой форме. Для меня это был кошмарный вечер. Бота постоянно висел на мне. Когда он в конце первого раунда начал клинчевать в углу, я своей правой рукой поддел его левую руку и попытался сломать ее. Это был грязный прием. Я не должен этого говорить, но это правда. Думаю, я действительно хотел, чтобы обо мне говорили как о грязном и жестоком боксере. Когда после боя меня спросили, умышленно ли я пытался сломать руку сопернику, я ответил: «Да, именно так».
Я выиграл только один раунд из первых четырех, и в этом раунде Ричард Стил снял с меня очко. Ребята из Showtime – Кенни Альберт, Ферди Пачеко и Бобби Чез – думали, что Бота выведет меня из себя обилием клинчей и что поединок превратится в уличную драку. Но после четвертого раунда я сказал Крокодилу и своему новому тренеру Томми Бруксу, что Бота уже устал и что я достану его. По-видимому, Ферди Пачеко не верил в это:
– Тайсон действует, словно при замедленном воспроизведении пленки. Он не может нанести двух ударов подряд. А если боксер уже не может выбрасывать ударов, это признак его усталости… О-о!
Мне не потребовалось наносить двух ударов подряд. В то время, как Ферди произносил это, я провел правый кросс в подбородок. Бота рухнул на канвас. Он попытался встать, но не смог сделать этого до окончания счета. Затем он свалился на канаты и рухнул обратно на канвас. Это был некрасивый бой, но я выиграл его одним мощным нокаутирующим ударом. Бота упал, словно подстреленный из слонобоя. «Белый бизон» был повержен. Он был разделан под орех.
В моей собственной команде также не обошлось без интриг. Шелли и Шони, объединившись, ополчились на Джеффа и Ирвинга. Джефф еще не оправился после операции, причем ему пришлось вернуться в Лос-Анджелес, чтобы совместно с Розанной Барр организовывать новое шоу. В этой связи он практически перестал заниматься моими делами. Моя карьера была в руках Шелли, Шони и Джеки Роу.
Что касается происшествия в Мэриленде, то 5 февраля 1999 года я появился в небольшом суде в Роквилле. На мне был темно-серый костюм и черный жилет. Со мной была Моника и, по меньшей мере, дюжина моих адвокатов и советников. Я заявил о нежелании оспаривать обвинение, мои адвокаты выработали соглашение, которое позволило бы мне избежать тюрьмы. Предполагалось, что я просто выплачу штраф, получу условный срок и буду направлен на общественные работы. Но меня вновь жестоко нае… ли.
Новый окружной прокурор Даг Ганслер и его помощница Кэрол Кроуфорд явились в суд с документом, где на одиннадцати страницах я был представлен кем-то вроде нацистского военного преступника. Кроуфорд, казалось, питала ко мне особое отвращение. Эта женщина мужеподобного вида с простой короткой стрижкой, похоже, выместила на мне весь свой гнев против мужчин. Я служил ей экспонатом.
Вместо того чтобы неукоснительно выполнять свой долг, эти два лжеца насобирали все, что только могло подорвать мою репутацию, включая высказывания Тедди Атласа о том, что Кас испортил меня, когда я был ребенком. Они процитировали мои собственные интервью, в том числе интервью журналу «Плейбой» в 1998 году, в котором я сказал журналисту Марку Краму, что я «весьма омерзительный придурок», способный «в один прекрасный день взорваться». Они цитировали также самого Крама, который писал, что я был «самой таинственной фигурой в спорте», которую он когда-либо встречал.
– Примечательно то, что этот комментарий принадлежит человеку, который в свое время встречался с отбывшим наказание преступником, гневно осуждаемой легендой бокса Сонни Листоном, который умер при подозрительных обстоятельствах от передозировки наркотиков. По странному совпадению, этот комментарий сделан относительно ответчика-боксера, который очень похож на него, – написали Ганслерн и Кроуфорд в своем юридическом заключении для приговора.
Они даже смогли по-своему истолковать мое психиатрическое заключение, подготовленное в Центральной больнице Массачусетса, в котором, вообще-то, отмечалось, что я здоров, если не считать депрессии:
– Возможно, мы не сможем обнаружить, что с ответчиком «что-то не так, неладно», что можно было бы обнаружить в отношении какого-нибудь местного хулигана. Для этого хулигана, однако, поприщем является весь мир. Один из комментаторов, кандидат наук, клинический психолог Роберт Баттерворт высказал, возможно, самую ценную для суда мысль. Изучив интервью, которое ответчик дал Краму, господин Баттерворт сказал: «Если он сообщает нам обо всем, что он собирается сделать, надо быть идиотами, чтобы не предвидеть этого». Хотя мы в данном случае не выносим превентивного наказания, при вынесении соответствующего приговора суд всегда должен помнить о безопасности обвиняемого, а также общественности. Ответчик – это не что иное, как бомба замедленного действия, которая заложена на нашем собственном заднем дворе.
Можете вообразить себе? Это что, сталинская Россия? Эти два лжеца хотели использовать интервью, в котором я выпускал пар, и диагноз того самого доктора Баттерворта, который никогда не видел меня, чтобы засадить меня за решетку прежде, чем взорвется эта «бомба замедленного действия». Легко можно понять, что эти люди вышли за рамки допустимого и превратно истолковали мои слова, но ведь это никого не волновало, поскольку, очевидно, все уже решили, что я заслужил это.
– Хотя в нашем государстве мы не выносим превентивного наказания (но это было именно то, что они отстаивали), лишение свободы, в качестве отправной точки, преследовало бы двойную цель: наказания и устрашения. Реабилитация, благодаря качественным программам нашей юрисдикции, может быть начата уже во время тюремного заключения и продолжаться во время испытательного срока. Учитывая отказ ответчика от ответственности, его вызывающее поведение, его замечания о своем характере и его предсказания своего будущего поведения, цели сдерживания и реабилитации могут никогда не быть достигнутыми. Однако, по крайней мере, на период отбывания наказания широкая общественность была бы защищена от его потенциала насилия.
Судья Джонсон согласился. Он приговорил меня к двум годам лишения свободы, с одним годом условно, штрафу на 5000 долларов, двум годам испытательного срока и двум тысячам часов общественных работ. Он также отказал мне во временном освобождении под залог в случае обжалования приговора.
В забитом до отказа зале судебного заседания раздались возгласы изумления. Я сам был ошеломлен. Моника начала плакать в истерике. На меня надели наручники и отправили прямо в тюрьму.
Ганслер получил свои пятнадцать минут славы. На самом деле все были возмущены тем, что меня могли отправить в тюрьму на год после того, как мы достигли с прежним прокурором штата договоренности о том, что мне не будет грозить тюремное заключение.