Беспощадная истина
Шрифт:
– … Я приношу извинения за то, что сделал. Такого больше никогда не повторится. Это будет теперь преследовать меня всю жизнь.
Однако затем, в конце моих показаний, помощник главного прокурора штата Майкл Хаас принялся долбить меня своими вопросами о том, почему же я все-таки укусил Холифилда. Он спрашивал меня снова и снова, смог бы я повторить что-либо подобное.
– Испытание, которому я подвергся, морально опозорило мою жизнь, – ответил я, стараясь сдержать свой гнев. – Неужели вы думаете, что я хочу повторения этого?
Я должен был зачитать заключительное заявление, но меня всего просто трясло.
– Я не желаю сейчас ничего этого говорить, поскольку
– Спокойно, расслабься! – пытался успокоить меня Фаско.
Мать их! Я чувствовал себя, как последний мудак. Мне надоело подавлять в себе бунтарский дух. Я вспомнил Бобби Сила и «Чикагскую семерку» [245] , которые не допускали оскорблений и унижений со стороны суда.
245
Роберт Джордж «Бобби» Сил (род. в 1936 г.) – американский политический активист, один из основателей «Партии черных пантер»; был одним из подсудимых по делу «Чикагской восьмерки», обвиняемых в заговоре и подстрекательстве к беспорядкам в Чикаго в 1968 году; в последующем дело Б. Сила выделили в отдельное производство, и дело «Чикагской восьмерки» превратилось в дело «Чикагской семерки».
Мы были уверены, что, несмотря на мой эмоциональный всплеск, штат Нью-Джерси вернет мне лицензию, хотя главный прокурор штата Нью-Йорк Дэннис Вакко и пытался встрять в это дело. Вакко был в составе группы, возглавляемой сенатором Джоном Маккейном, которая пыталась «навести порядок» в боксе. Они организовали слушания в Вашингтоне, и мне даже пришлось представить туда доклад, который дискредитировал Дона:
– Моя финансовая карьера оказалась в руках промоутера и менеджера, которому дозволено действовать совершенно бесконтрольно. У него неограниченные возможности для злоупотреблений. Боксерам он может платить, как рабам.
Маккейн внес законопроект о создании национальных правовых норм для бокса. Как раз в этой связи Вакко выступал за то, что штату Нью-Джерси не следует давать мне лицензии до тех пор, пока этого не сделает Лас-Вегас.
– Я был бы очень недоволен, если они, на самом деле, дадут ему лицензию или разрешат ему боксировать в Нью-Джерси, – заявил Вакко прессе. Затем он сообщил журналистам, что он готов лично донести эту мысль до главного прокурора штата Нью-Джерси.
Вся эта полемика беспокоила Джеффа и остальных, поэтому 13 августа, накануне заседания Атлетического совета по надзору штата Нью-Джерси, на котором должна была решиться моя судьба, мои советники отозвали мое ходатайство.
Я был зол на весь мир, поэтому пользовался наркотой, чтобы покайфовать, при любом удобном случае. В конце августа мы с Моникой ехали рядом с ее домом, когда кто-то врезался сзади в ее «Мерседес» после того, как кто-то, в свою очередь, врезался в него. Парень вышел из своей машины, подошел к нашей со стороны водителя и начал пререкаться с Моникой, а затем принялся кричать на того, кто ударил его сзади. Я вышел из машины и стал выбивать дерьмо из всех, кто там был. Я пнул по яйцам первого парня, затем ударил того, кто врезался в его машину. Моника принялась кричать, и я был вынужден осадить своего телохранителя, который был в машине перед нами. Теперь я сожалею об этом, но тогда у меня было крайне угнетенное состояние. Подумайте только: у меня есть жена и дети, а я чувствую себя совершенно беспомощным!
Мы с Моникой сели в машину и уехали. Кто-то позвонил в полицию, и нас остановили в нескольких километрах от места происшествия. Я был под сильным кайфом и начал жаловаться на боли в груди, затем пожаловался на то, что стал жертвой расовой дискриминации. Меня предложили отвезти в больницу, но я ответил, что Моника врач, поэтому мы справимся сами и нас можно отпустить. Я все-таки пошел и проверился в местной больнице, но со мной все оказалось в порядке. Поскольку полицейские не были на месте происшествия, меня в конечном счете могли обвинить лишь в малозначительном преступлении, если бы те парни решили выдвинуть обвинения в словесном оскорблении или физическом насилии.
Что они и сделали. 2 сентября Ричард Хардик, тот парень, который въехал в нас сзади, выдвинул против меня обвинение в физическом насилии за то, что я пнул его в пах. На следующий день другой парень, Абмелек Соседо, подал на меня в суд за удар кулаком в лицо.
Все, кто работал со мной, очень волновались. Мы уже были готовы ходатайствовать о восстановлении лицензии в Лас-Вегасе, но как члены комиссии отреагируют на мое агрессивное поведение на дороге? Что еще хуже, у меня не истек испытательный срок в Индиане. Судья Гиффорд, если бы хотела, могла бы упечь мою задницу обратно в тюрьму штата Индиана еще на четыре года.
19 сентября я предстал перед комиссией Лас-Вегаса. Я приехал на слушания на одном из своих мотоциклов, в голубых джинсах и черной футболке. Мои юристы в своих костюмах ждали меня на улице. После того как я слез с мотоцикла и швырнул на землю шлем, они рысью умчались прочь, напуганные до смерти. Мы с Джеффом Вальдом смеялись до упаду.
Слушания были насыщены горячими дискуссиями и спорами. Мой адвокат Дейл Кинселла постоянно обращал внимание на несоизмеримость величины наложенного на меня штрафа и х… вости моего финансового положения. Я предоставлял возможность всласть поговорить своим юристам и свидетелям, дававшим показания о моем моральном облике. Когда я отвечал на некоторые вопросы, я поглядывал на доктора Ганема, и если я собирался дать неправильный ответ, он незаметно качал головой, как бы предупреждая: «Нет, не говори так, не говори этого». Слушания длились шесть часов, после их завершения доктор Ганем встретился с прессой и сказал:
– В течение шести часов Тайсон ни разу не вспылил и не вышел из себя.
Как будто это было крупным достижением для меня.
Комиссия не стала принимать решения по моему ходатайству в тот же день. Было выработано предложение о том, что до голосования по вопросу о восстановлении моей лицензии я должен представить подробное психологическое заключение. Мне был предоставлен выбор: обратиться в клинику Мейо, клинику Менингера или Центральную больницу штата Массачусетс. Принять решение было элементарно просто: один из друзей Ирвинга Азова по студенческому землячеству возглавлял отделение психиатрии в Центральной больнице Массачусетса.
Я позвонил двум своим подружкам в Лос-Анджелесе и уговорил их прилететь в Бостон, чтобы встретиться там со мной. Я остановился в гостинице и в дальнейшем каждый день проходил обследование в Центральной больнице Массачусетса. Вечером накануне начала обследования я на лимузине забрал девушек в аэропорту и попросил своего водитель достать немного «кокса». Каждый вечер, пока я там был, мы классно гуляли. Мы веселились, как сумасшедшие.
Утром на первый прием в больницу я пришел вымотанным и в дурном настроении. Когда меня направили к врачам, я оказался в помещении, похожем на зал ожидания высшего класса или на чью-то гостиную. Я решил, что это такое VIP-обслуживание.