Беспощадные клятвы
Шрифт:
— Нет, — говорит он наконец. — Сейчас я не могу ни о чем думать.
— Если ты уверен, то запомни свое стоп-слово. Скажи его, и все прекратится, — говорю я ему, и он сужает глаза.
— Разве ты не…
— Ложись на кровать, — огрызаюсь я, обходя его с одной стороны и разглядывая его член. Он торчит перед ним, толстый и твердый, по всей его длине пульсирует одна вена, и мне хочется провести по ней языком и почувствовать, как она пульсирует…
Святые угодники, его член проколот.
Я вижу, что головка его члена пронзена штангой, а вторая за ней — через кожу ствола, и мои глаза расширяются, когда я на мгновение теряю дар речи и просто пялюсь на его длину. Я никогда раньше не видела пирсинг на члене вживую. И уж точно никогда не трахалась с таким. И вдруг я очень, очень сильно захотела почувствовать, как этот толстый, пульсирующий член входит в меня, как пирсинг натирает каждую чувствительную точку внутри.
Быть Домом обычно означает не трахаться. Лишь несколько клиентов просили об этом, и я всегда решаю, выполнить их просьбу или оставить желать — обычно они уточняют, предпочитают ли они отказ, а не освобождение каким-то другим способом. Однако Финн, похоже, проскользнул без всякой бумажной волокиты. Что оставляет сегодняшний вечер гораздо более свободным, чем я привыкла иметь дело с клиентом. Но для этого и существуют стоп-слова, и у меня появилось внезапное, глубоко запрятанное желание оставить его желать сегодня вечером. Не обязательно потому, что он этого захочет, но потому, что я хочу, чтобы он вернулся.
И у меня такое чувство, что если я не трахну его сегодня вечером, то это сделает он.
— Тебе нравится мой член? — На его губах снова появляется ухмылка, и он тянется вниз, чтобы провести пальцами по пирсингу, следя за моим взглядом. — Хочешь почувствовать, что они могут сделать внутри тебя?
— Я не говорила тебе, что ты можешь трогать свой член. Но я сказала тебе лечь на кровать. — Мой голос такой же хриплый, как и всегда, но требование резкое. Финн слегка вздрагивает, прежде чем моргнуть мне, и движется к кровати с выражением такого возбужденного замешательства, что при других обстоятельствах это было бы почти смешно.
Сейчас же меня это только заводит.
Он растягивается на кровати, его грудь вздымается и опускается, подтянутый пресс напрягается, а его член выгибается дугой, заметно пульсируя. Он такой чертовски твердый, а я едва к нему прикоснулась. Я вижу, как желание пробегает по каждой напряженной мышце его тела, и мое собственное отвечает ему.
Я мокрая. Я чувствую, как кожа прижимается ко мне между бедер, мой клитор пульсирует от легкого трения, когда я двигаюсь, и я стискиваю зубы, сосредоточившись на нем. Он заплатил за то, чтобы быть здесь, и я намерена доставить ему все удовольствие, которое он купил, на моих условиях.
Приятно снова быть главной.
Я достаю один из кожаных наручников с мягкой подкладкой и обхватываю им его запястье. Его глаза расширяются, он моргает на меня, но не произносит стоп-слово, и я продолжаю. Я снова вижу этот круглый взгляд, когда надеваю наручники на его лодыжки, и делаю паузу, ожидая, что он назовет свое слово.
Но он не отзывается.
Я совершенно не понимаю, что происходит. Он что, пришел сюда по собственной воле? У меня еще никогда не было клиента, который бы так явно не понимал, что я здесь делаю, и при этом так сильно возбуждался, и я не могу придумать четкого сценария, в котором эти две вещи пересекались бы. Я не знаю, чего он ожидал, когда пришел сюда, но сцена уже началась, а он не дал мне никаких четких основных правил. Пока он не воспользуется своим стоп-словом, о котором, видимо, даже не подозревал… Мне придется поговорить с Кэлли… Я должна верить, что ему это нравится.
Я отступаю назад, любуясь своей работой. Он распростерся на кровати, член торчит вверх и пульсирует. Я перехожу к нему на кровать, становлюсь на колени, поставив одну ногу по обе стороны от его ноги, на достаточном расстоянии от его члена, чтобы не было шансов случайно его коснуться.
Медленно я начинаю прокладывать дорожку по его коже, касаясь всего, кроме члена. Обычно я делаю это, чтобы усилить возбуждение, но Финн уже настолько возбужден, что я не знаю, сколько еще он сможет находиться в состоянии эрекции, прежде чем его член лопнет. Я вижу, как напрягаются его руки, когда я двигаюсь вверх по его телу, проводя по бедрам и царапая ногтями бороздки на его прессе, и его кожа вздрагивает и подергивается под моими прикосновениями, пока он не застонет.
Его голубые глаза распахиваются, смотрят на меня, и, боже, я вижу в них тот же умоляющий взгляд, что и в моем воображении.
— Мой член, кажется, сейчас расколется на две части.
— Хочешь, я помогу? — Я снова двигаюсь вниз, наслаждаясь тем, как его взгляд скользит по мне, вбирая в себя каждый дюйм моего тела, заключенного в кожаные ремни. Он тянется к наручникам, его рот кривится от мучительной потребности, а я провожу пальцами по кончику его члена. У него течет сперма с тех пор, как он расстегнул джинсы, скорее всего: головка члена блестит, ствол сверкает, перламутровая жидкость капает между бедер, а член подрагивает и дергается навстречу моим пальцам, только что оказавшимся вне досягаемости.
— Да, — простонал он, его глаза снова закрылись, бедра выгнулись дугой, когда он задвигался навстречу пустоте. — Боже, просто прикоснись к моему гребаному члену.
— Скажи пожалуйста, как хороший мальчик. — Я царапаю ногтями его внутреннюю поверхность бедер. — Хочешь, я поиграю с этим милым маленьким пирсингом? — Мои пальцы на дюйм ниже его яиц, которые плотно прилегают к его телу, и я точно знаю, насколько тяжелыми и полными они будут в моей ладони.
Финн сужает глаза.
— Боже, просто, блядь, мне нужно… — Слова застревают у него в горле, как будто он не знает, как ответить, и еще меньше знает, как сформулировать, чего он хочет, но я могу сказать, что он не хочет умолять об этом. Думаю, ему еще меньше нравится, когда его называют хорошим мальчиком, и я могу это понять, но его член, похоже, не понял этого. Он пульсирует, из кончика вытекает все больше спермы, и мне так и хочется провести по нему языком и слизать его вкус, поглаживая пирсинг.
То, чего я хочу сейчас, не имеет абсолютно никакого отношения к моей работе, а всецело связано с тем, как этот мужчина заставляет меня чувствовать себя. Я хочу его, и это неудобно отвлекает. Я вся мокрая, мой клитор трется о кожу нижнего белья так, что это совсем не неприятно, и я чувствую, как пустота моего ядра сжимается снова и снова, желая быть заполненной каждым дюймом толстого, восхитительного члена передо мной. И если бы мы были в других обстоятельствах…
Но я здесь главная. И так же сильно, как он меня заводит, я чувствую острое, раздраженное раздражение по отношению к нему. Это моя комната. Мое пространство. Я должна быть здесь госпожой, и все же я не вполне контролирую свое возбуждение, свои мысли. Здесь происходит обмен властью, выходящий за рамки обычного, и я чувствую себя не в своей тарелке, не в своем привычном ритме.
— Тебе нужно, чтобы я прикоснулась к твоему члену. — Я снова приближаю к нему пальцы. — Скажи, пожалуйста. Попроси меня прикоснуться к нему.
Низкий рык вырывается из его рта, и я чувствую, как он вибрирует где-то глубоко внутри меня, а моя киска сжимается на пустом месте. Боже, я хочу трахнуть его.
— О, блядь, отлично. Боже, просто прикоснись к нему, бля… — Он вырывает слова сквозь зубы, бедра крутятся, его член покачивается, пока он смотрит на меня с явным сексуальным разочарованием. — Бля…