Беспощадные клятвы

Джеймс М. Р.

Мне нужно выпустить пар.

В другой вечер я, возможно, отправилась бы в круглосуточный спортзал, в котором у меня есть абонемент, но я чувствую, как в теле начинает поселяться боль, и больше всего мне хочется принять горячий душ. Поэтому вместо этого я спускаюсь к такси, которое Николай был достаточно любезен, чтобы вызвать для меня, и проскальзываю внутрь, откидывая голову назад на теплое кожаное сиденье, пока меня везут домой.

Я уже раздеваюсь, как только вхожу в подъезд: куртка брошена на кухонную стойку, когда я прохожу мимо, ботинки сняты, майка надета через голову, когда я захожу в ванную. Моя квартира крошечная: кухня находится рядом со входом, гостиная размером с почтовую марку, а ванная комната расположена прямо рядом с моей маленькой спальней. Это может быть тесно или уютно, в зависимости от точки зрения жильца, но мне

нравится думать, что это уютно.

Сейчас я просто счастлива, что вот-вот попаду под горячий душ.

Я включаю воду на максимум, сбрасываю одежду в кучу на плитку пола в ванной и шагаю под струи. Я хочу смыть с себя прикосновения Матвея, любой намек на них, любой запах или ощущение, которые он мог оставить после себя.

Чаще всего я прихожу домой, принимаю душ и сразу падаю в постель. Я очень хорошо научилась оставлять клуб за его закрытыми дверями и не приносить с собой домой, так сказать, свою работу. Но сегодня меня не покидает не только липкое, мерзкое ощущение от прикосновения Матвея. По мере того, как это томительное чувство уходит, а на его место приходит чувство облегчения, мои мысли возвращаются к мужчине у бара, прежде чем я понимаю, куда они направляются.

Я никогда не фантазировала ни о ком из клуба. Николай — исключение, но, опять же, он не в счет. У меня никогда не было клиента, о котором я думала бы потом, представляя себе другие вещи, которые я могла бы с ним сделать, другие сценарии или даже переигрывая сцены, которые мы разыгрывали наедине в клубе. Я забываю обо всем с того момента, как выхожу за пределы "Пепельной розы", только так я могу выполнять эту работу и сохранять хоть какое-то чувство собственного достоинства.

Но я продолжаю думать о его глазах, о том, как его взгляд блуждает по мне, полуголодный и почти виноватый, как будто он отчаянно хотел меня и чувствовал, что не должен этого делать. Я могу придумать так много восхитительных способов использовать это, так много способов заставить его умолять меня, за все чудесные, приятные, мучительные вещи, которые я могу с ним сделать. Столько способов заставить его испытывать чувство самоуважения, которое у него так явно есть и с которым он так явно боролся.

Я чувствую, как в глубине живота сжимается желание, как кровь теплеет при воспоминании о его похотливом взгляде, как я вижу, как он сопротивляется желанию выйти на сцену и сделать все то, что проносится у него в голове. Он тоже был великолепен, из тех мужчин, которые, если у них нет особых желаний, обычно не приходят в такие места, как "Пепельная роза". Ему не нужно было тратить такие деньги, чтобы затащить девушку в постель. У мужчины, который так хорошо выглядит, обычно есть причина, чтобы купить девушку, а явный дискомфорт, который я видела на лице рыжеволосого, убедил меня, что он был с гостем за покерным столом.

Это также означает, что я больше никогда его не увижу.

Я не должна чувствовать прилив разочарования, который охватывает меня при этом, или позволять своим мыслям блуждать по поводу того, что может случиться, если он вернется. Я чувствую, как сжимаюсь и пульсирую при мысли о том, что он останется один, вижу этот голодный взгляд вблизи, вижу, как по его телу пробегает напряжение потребности. Я легко могу представить его связанным на спине на мягкой скамье, раздетым догола…

Между моих ног снова вспыхивает жар. Я быстро выключаю воду и тянусь за полотенцем, внезапно испытывая желание лечь в постель с этим образом, все еще заполняющим мои мысли. Голая я прохожу в спальню, открываю ящик тумбочки, где хранятся мои игрушки, и окидываю взглядом то, что там лежит.

Как выглядит его член? Я пытаюсь представить себе его толстый гребень, упирающийся в ширинку и жаждущий освободиться. Я выбираю тот, что почти на грани слишком большого, член, который будет немного напряжен. Я представляю, как он привязан, этот толстый член торчит у него из бедер, губы сжаты, а я дразню его пальцами, поглаживая вены. Умоляй меня взять его, сказала бы я ему, нависая над ним, достаточно близко, чтобы мое возбуждение капало на него, горячее и влажное, дразня его тем, как близко тугое удовольствие моей киски к головке его члена, облегчение просто вне досягаемости. Скажи мне, как ты хочешь раздвинуть меня своим большим членом. Если ты будешь достаточно хорошо умолять, может быть, ты сможешь вставить кончик. Думаю,

он будет сопротивляться. Я представляю себе это сопротивление, вину на его лице за то, что он думает о том, чтобы говорить со мной таким образом, что он хочет этого, когда я стою на коленях в центре матраса, нависая над толстой игрушкой в моей руке, когда я представляю это. Он старается не говорить этого, мольба на его лице становится намного заметнее, когда я едва трусь своей влажной киской о кончик, достаточно, чтобы горячее возбуждение охватило его чувствительную плоть, и он стонет и извивается, пытаясь насадиться на меня, но он связан, не в состоянии поднять бедра настолько, чтобы почувствовать это тугое давление там, где ему это нужно больше всего…

Поток желания, проходящий через меня, застает врасплох даже меня. В последнее время, когда я играла с собой, это было скорее для того, чтобы уснуть, чем для чего-то еще. Я не представляю никого конкретного, с тех пор как Николай женился, и чувствую себя виноватой за то, что так вспоминаю наши совместные времена. Это было больше похоже на почесывание зуда, облегчение потребности в еде, сне или питье. Но сейчас…

Я хочу мужчину из бара. Я даже не знаю его имени, понятия не имею, кто он такой, чем занимается и что с ним связано, но меня терзают фантазии о том, что он голый и в моей власти, что с его толстого члена капает сперма, он дергается от каждого прикосновения, что его полные, мягкие губы приоткрыты в мольбе, чтобы я гладила его, сосала, трахала его. Я представляю, как выгибаюсь над ним, тру пальцами свой клитор так, как делала это на сцене, дразню его, представляя, какое шоу я устрою сегодня вечером, и провожу пальцами по его губам, чтобы он почувствовал вкус.

Одни мужчины хотят, чтобы их трахали мамочки после длительной мольбы, другие заводятся на отказе, на просто недоступной дразнилке, от которой они иногда кончают, даже не прикоснувшись. Я не знаю, каким из них был бы он, черт, я не знаю, нравится ли ему это вообще, но я представляю его умоляющий голос, когда он наконец сдается, умоляя побыть хотя бы минуту в моей киске, что это все, что ему нужно, и как я скольжу вниз мучительно медленно…

Я опускаюсь на игрушку, громко задыхаясь, сжимая ее, пальцы другой руки обхватывают мой скользкий, пульсирующий клитор, когда я ввожу игрушку дюйм за дюймом, представляя, как лицо мужчины искажается от удовольствия, его тело дергается от наручников, удерживающих его, его бедра отчаянно дергаются, не в силах двигаться. Я представляю, как контролирую каждый дюйм его удовольствия, как скольжу вверх по его длине, снова нависаю над ним с его членом, блестящим от моего возбуждения, и прошу его умолять меня снова, если он хочет еще один удар. Я могла бы долго мучить его таким образом, по одному медленному толчку за раз, позволяя ему дергаться и беспомощно подергиваться в промежутках, получая достаточно удовольствия, чтобы он оставался твердым, но недостаточно, чтобы он кончил.

Может, я бы позволила ему, а может, и нет. Конечно, кое-что будет зависеть от его конкретных желаний, но это моя сегодняшняя фантазия, и в моей голове я слезаю с него, заставляя его думать, что я собираюсь оставить его таким, твердым и пульсирующим, вены на его члене выделяются, пока он не задыхается и не умоляет, а затем я даю ему свой рот, обхватывая губами только головку и посасывая, пока он не закричит от удовольствия, разрываясь между моих губ…

Все мое тело напрягается, я наваливаюсь на игрушку, откидывая голову назад и вскрикиваю, пальцы быстро теребят мой клитор, когда я чувствую, как оргазм проходит через меня, в освобождении, в котором я не знала, что нуждалась до этого момента. И в тот момент, когда я кончаю, в моей голове проносится странная мысль — образ того, как он смотрит на меня сверху, когда я высасываю из него оргазм, слова прорываются в меня с неожиданной силой.

Проглоти всю мою гребаную сперму, и я не стану наказывать тебя, как только освобожусь от наручников. Я никогда не получала удовольствия от подчинения. Не так. Но слова впиваются в мой мозг, усиливая наслаждение, пока я не опускаюсь на игрушку, сжимая ее, представляя, как он пульсирует у меня во рту, эти угрожающие слова заставляют меня глотать каждую каплю, вылизывать его дочиста, пока он бормочет "хорошая девочка", и я вдруг жажду этих рук на своем теле, пробегающих по моим волосам, этих мускулистых рук, притягивающих меня к нему, пока я жду, когда он снова станет твердым, чтобы я могла трахать нас, как нам обоим нужно…