Беспощадные клятвы
Шрифт:
— Финн? — Она произносит мое имя, и я перевожу взгляд на нее. Я вижу, что она все еще гораздо лучше меня понимает, не потерялась в удовольствии от всего этого, и я хочу это изменить. Я хочу увидеть, как она сходит с ума от желания, забывая обо всем остальном, забывая, как быть кем-то, кроме себя, без всяких прикрас.
Не думаю, что у меня когда-нибудь будет такая возможность. При других обстоятельствах это могло бы разрушить мое возбуждение, но сейчас я не уверен, что это возможно. Я никогда в жизни не был таким охренительно твердым.
— Блядь, Аша, мне нужно
— Тогда пойдем со мной, — мурлычет она, и мне кажется, что все вокруг взрывается.
Я не уверен, что когда-либо раньше так кончал, определенно не от прикосновений к себе. Ощущение, будто оргазм поднимается от моих чертовых пальцев на ногах, глубокое до мозга костей удовольствие распространяется по мне, а мой член дергается и пульсирует, сперма выплескивается на деревянный пол, и я вижу, как Аша выгибается и корчится, извиваясь на руках, ее взгляд прикован сначала к моему лицу, а затем к моему члену, когда она тоже кончает, ее губы разошлись, и каждый дюйм ее тела дрожит от удовольствия.
Это одновременно и самое сладкое удовольствие, и самая страшная пытка, которую я когда-либо испытывал. Я хочу быть на ней, рядом с ней, в ней, чувствовать все это, а не стоять на коленях с рукой, дрожащей вдоль моего ноющего члена, наблюдая, как она разрывается на части прямо в пределах досягаемости от меня.
Она чертовски красива, и я хочу, чтобы она была моей.
Проходит мгновение, прежде чем туман рассеивается. Я слышу звук, с которым Аша вытаскивает из себя игрушку, и вижу эротичный вид ее набухшей, покрасневшей киски вокруг нее, когда она выскользнула из нее. Она сдвигается в сторону, кладя ее на пол, и я понимаю, что мой член все еще ноет. Я бы даже не был уверен, что действительно кончил, если бы не доказательства прямо передо мной.
— Ты можешь делать со мной все, что хочешь, если я буду делать то же самое с тобой. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, порожденные непрекращающимся желанием, которое все еще пульсирует во мне, заставляя меня чувствовать, что я каким-то образом нахожусь вне себя. Я никогда никого так сильно не хотел. Мне кажется, что я могу умереть, если уйду отсюда, так и не прикоснувшись к ней. — Услуга за услугу, Аша. Я сдержу свое слово, если ты сдержишь свое.
Она приостанавливается на полпути к тому, чтобы сесть, ее рука сжимает край скамьи, и я вижу то же самое жидкое желание в ее широких темных глазах. Как бы она ни пыталась это скрыть, у нее не получается.
— Что ты хочешь со мной сделать? — Спрашивает она, мягко и с придыханием, и я слышу медленное нежелание в ее голосе, как она наконец-то проиграла борьбу со своим любопытством.
Это небольшой шаг вперед, но все же шаг.
Мой взгляд медленно скользит по ее телу, вбирая в себя каждый идеальный дюйм кремовой кожи и полных изгибов, мои руки сжимаются от желания прикоснуться к ней.
— Ты останешься здесь, — пробормотал я. — А я прикую тебя наручниками к этой скамейке и буду есть тебя, пока ты не кончишь столько раз, сколько я захочу. Как тебе это?
Она тяжело сглатывает, ее глаза расширяются, и я вижу потребность на ее лице. Как давно никто не доставлял ей удовольствия ради самого удовольствия? Как давно кто-то хотел получить ее оргазм, а не свой?
Я предлагаю, и я знаю, что она хочет этого, даже если это означает поддаться тому, что она обещала не делать.
— Хорошо, — тихо говорит она, и на мгновение я не уверен, что правильно ее расслышал, но потом она откидывается на спинку скамьи, ее взгляд встречается с моим. — Я вся твоя, Финн.
16
АША
Черт. Я не должна была этого говорить. Я вижу выражение его лица, когда говорю:
— Я вся твоя, Финн, — момент тоски в его глазах, когда выражение его лица проясняется, и все, что я вижу, это неприкрытое желание.
Я не уверена, что когда-либо видела, чтобы мужчина оставался таким твердым после оргазма. Как будто он вообще не прикасался к себе, его набухшая длина жестко и почти болезненно перед ним, и когда он встает, я тяжело сглатываю от предвкушения.
Что я делаю?
Прошли годы с тех пор, как я позволяла мужчине связывать себя для собственного удовольствия. Но я не могу думать об этом сейчас, не здесь, не с Финном. Это нечестно по отношению к нему, или к тем воспоминаниям, или даже ко мне, потому что я не могу притвориться, что не хочу удовольствия, которое он предлагает. Даже с оговоркой, что я позволю ему пристегнуть меня наручниками к скамье, даже уступив этому, я сгораю от желания при мысли о том, что он говорит, что хочет сделать со мной.
Он медленно встает и тянется к подолу своей футболки.
— Тебе не обязательно снимать одежду… — Я начинаю говорить, а он хихикает, его полный рот дергается в ухмылке.
— Нет, мы сделаем это по-моему, девочка. А потом ты сможешь сделать это по-своему.
Он точно знает, что делает. Он снимает рубашку, мышцы напрягаются, когда ткань скользит по его точеному прессу и широкой груди, открывая полоску медных волос под пупком, которая выше превращается в копну, умоляя меня провести ногтями по его грудным мышцам и толстым рукам, которые тянутся за его головой, когда он отбрасывает рубашку в сторону. Его волосы в беспорядке падают на лицо, когда он смотрит на меня сверху вниз, а когда он захватывает большие пальцы на поясе джинсов и боксеров, у меня пересыхает во рту.