Беспощадные клятвы
Шрифт:
Я жду, что она ответит, что скажет мне убираться, но вместо этого ее зубы скребут по нижней губе, и я вижу, как она делает медленный, дрожащий вдох. Она отступает назад к скамье, ложится на нее спиной, как и раньше, и указывает на мягкую полосу на полу в нескольких дюймах перед ней.
— Встань на колени, Финн, — пробормотала она с придыханием. — Пока ты будешь наблюдать за мной.
Мои брови взлетают вверх, а ее рот кривится в медленной улыбке.
— Сделай это, и ты сможешь наблюдать.
Черт. Она все еще играет со мной в игры, и я знаю, что это потому, что она знает, что выиграет в этой. Она не просит меня позволить ей связать меня, сдержать или выпороть, она просто просит меня встать на колени и посмотреть, как она ласкает себя, и как мужчина может отказать ей в этом? Как я могу сказать ей нет, зная, что она будет возбуждена этим, мной?
Странное ощущение, опуститься на этот мягкий кожаный пол, но оно тут же проходит, когда я вижу, что передо мной. Она раздвигает ноги, ставит ступни по обе стороны скамьи, и мне открывается прекрасный вид на ее нежно-розовые складочки, уже блестящие от того, что она делала, когда я вошел, и я точно знаю, для чего это нужно.
Достаточно наклониться вперед, и я смогу попробовать ее на вкус. Мой член дергается на ширинке, твердый и напряженный, а рот наполняется влагой при мысли о том, как легко я смогу провести по ней языком, узнать, какова она на вкус.
Никогда в жизни мне не хотелось так сильно прикоснуться к себе, и я знаю, что, если я это сделаю, она остановится.
— Хорошо… — вздыхает Аша, но тут же прерывает себя, вспомнив, что мне это не нравится. Что-то в этом есть трогательное, она вспомнила что-то, что мне нравится или не нравится, и она не настолько увлечена этой игрой, чтобы ей было все равно. Ее руки скользят по груди, обхватывают ее, перекатывают соски между пальцами, и я снова ощущаю пульсирующую боль возбуждения, видя, как сжимается между бедрами ее слизистая щель, желая, чтобы ее заполнили.
Боже, я могу заполнить ее всю. Я хочу прижать ее к этой скамье, разорвать штаны и заполнить ее до отказа своим членом, услышать, как она кричит от удовольствия, когда я ввожу в нее каждый гребаный дюйм и трахаю ее до тех пор, пока она не кончит на меня. Я чувствую, как мои кулаки сжимаются по бокам, борясь с потребностью прикоснуться, попробовать на вкус и трахнуть, чувство, которое никогда не было таким первобытным, таким всепоглощающим до этого момента, когда она распростерлась в дюйме от меня и при этом настолько неприкосновенна, что может оказаться на другой планете.
— Аша. — Ее имя шипит между моих зубов, и я вижу, как ее губы кривятся в ухмылке, а одна рука скользит по ее плоскому животу к голой влажной плоти между бедер. — Боже, ты такая…
— Скажи мне. — Она бормочет это сладким голосом, скользя по моей коже липко-сладким, заставляя мой член пульсировать и дергаться. — Какая я?
— Ты так чертовски красива. Я хочу…
Мне не нужно говорить ей, чего я хочу. Она видит это по моему лицу, по стеклянному вожделению, наполняющему мой взгляд, когда он окидывает ее, смотрит, как она раздвигает себя пальцами, чтобы я мог видеть каждый ее дюйм, влажный, мягкий и горячий. Ее заводит, что она так дразнит меня, что она так близка ко мне и все еще отказывает мне, и эта боль снова и снова проникает в меня, пока мой разум не затуманивается, и я чувствую, как мой пульс бьется в венах, как ровный барабанный бой.
Как бы я ни был расстроен, я не могу отрицать, что в этом что-то есть. Я никогда в жизни не был так возбужден, даже в ту первую ночь, когда я был здесь с ней. Я чувствую, что погрузился в нечто большее, чем возбуждение, в нечто большее, чем потребность, и смотрю на нее в оцепенении, когда ее пальцы начинают обводить ее клитор. Я вижу, как ее спина отрывается от кожаной скамьи, а бедра скользят по ней, когда она двигается.
Это заставляет меня хотеть того, чего я никогда раньше не хотел. Мне хочется прижать ее к себе, отвести ее руки от себя, чтобы ее удовольствие досталось мне, трогать и пробовать ее на вкус, пока она не закричит. Я чувствую, как дрожу от усилий, чтобы не потянуться к ней, не потянуться к себе. Я вижу, как медленная улыбка искривляет ее губы, когда она тянется к игрушке, лежащей на скамейке, а ее пальцы все еще медленно поглаживают ее клитор.
— Давай, потрогай себя, если хочешь, Финн, — бормочет она, и эти слова поражают меня, как удар током, мой член пульсирует от нетерпения согласиться. — Дай мне что-нибудь посмотреть, пока я буду себя ублажать.
Боже, как мучительно видеть, как она просовывает игрушку между ног, как толстый силиконовый член раздвигает ее складочки, когда я готов отдать все, что угодно, лишь бы он был моим, но это не мешает мне расстегнуть ремень неуклюжими пальцами, рука лихорадочно обхватывает мою длину и начинает гладить еще до того, как я полностью освободился, и Аша смеется, низко и хрипло, в глубине ее горла.
— Медленно, Финн. С такими темпами ты кончишь раньше, чем я.
В ее голосе звучат дразнящие, певучие нотки, которые, как я знаю, являются частью всего этого, пребывания здесь. Я так хочу услышать, какая она, когда не играет роль, когда она не на работе, если бы это были только мы с ней в одной постели ради удовольствия и ничего больше.
Это не мешает мне, даже не задумываясь, делать то, что она говорит. Я не знаю, как, но мои удары замедляются, волочась по всей длине моего члена, пока я наблюдаю, как она медленно вводит игрушку в себя, и вожделение сжигает меня, когда я всем своим существом желаю, чтобы это был мой член, скользящий в нее. Я вижу, как она напряжена, как мокрая, сжимается вокруг негибкой длины, и хочу трахать ее сильнее, чем дышать.
— Ты ведь хочешь меня, правда? — Шепчет она таким низким голосом, как будто в этом можно сомневаться, и я бессловесно киваю, мои бедра подрагивают, когда ладонь скользит по чувствительной головке моего члена. — А что, если я скажу, что ты не сможешь кончить?
— Господи, Аша, я не знаю, возможно ли это. — Я изо всех сил стараюсь не кончить, мои яйца напряжены и почти болезненны каждый раз, когда моя рука касается их, вены на моем члене пульсируют, когда я скольжу рукой вверх и вниз в медленном ритме, который грозит вытолкнуть меня за грань каждый раз, когда мои пальцы касаются набухшей головки. — Я не знаю, смогу ли я остановиться…
— А если я тебя накажу, если ты этого не сделаешь? — Последнее слово прозвучало с придыханием, игрушка глубоко вошла в нее, ее бедра раскачиваются вверх в такт толчкам, заставляя меня стонать от желания. Я даже почти не слышу, что она говорит, все, о чем я могу думать, это о том, как она сжимается вокруг игрушки с каждым толчком, как ее пальцы прижимаются к клитору, двигаясь кругами, которые я хочу запомнить, чтобы самому делать с ней то же самое, если у меня когда-нибудь появится такая возможность.