Беспощадные клятвы
Шрифт:
Это было почти слишком. Он был доволен, как кот, поймавший певчую птицу, что получил еще одну ночь со мной, несмотря на отказ Николая пустить его обратно в клуб. Это подтверждало, что Финн что-то задумал, Матвей, скорее всего, скоро вывалит полезную информацию, просто потому что не сможет удержаться от хвастовства передо мной. Он высокомерный, безрассудный, злобный человек, и у меня мурашки по коже бежали каждый раз, когда он прикасался ко мне.
Он видел, что Финну тоже не нравится мое присутствие, и воспользовался этим. Он не подозревал, что Финн не просто телохранитель, но я знаю, что он позаботился о том, чтобы Финн слышал, чем мы занимаемся, чтобы его команды и звуки удовольствия были слышны далеко в коридоре, где ждал Финн. И то, что он сказал после…
— Какой же гребаный мудак, — бормочу я, отрываясь от стойки и спотыкаясь, направляясь в ванную, мне нужен был душ, мне нужно было избавиться от ощущения рук Матвея. Он не кончал в меня, не так, как это показалось Финну… Я бы никогда не позволила ему трахнуть меня без презерватива. Если бы он попытался, я бы немедленно воспользовалась своим стоп-словом, и если бы он не послушал его, я бы позвала Финна.
Он просто хотел разозлить Финна. Может, мне стоило сказать Финну, что это неправда, думаю я, снимая с себя одежду и оставляя ее в куче, пока шагаю под горячую воду. Я видела, как он был взбешен, какое выражение было у него на лице, когда Матвей сказал это. Я была слишком сосредоточена на том, чтобы выбраться оттуда, чтобы сказать что-то другое, а потом, когда мы добрались до гаража, слишком сосредоточилась на том, чтобы Финн понял, что я не хочу, чтобы за мной следили до дома.
Ты слишком много о нем беспокоишься, говорю я себе, стоя в душе, позволяя горячим брызгам биться о напряженные мышцы моих плеч, прижимаясь лбом к прохладной плитке стены душевой. Финн справится сам, чем меньше мы будем говорить обо всем этом, тем лучше. Мне нужно, чтобы между нами было пространство, чтобы все было как можно более профессионально, как можно более отстраненно. Все остальное приведет только к неприятностям.
К неприятностям, которые мне слишком хорошо знакомы.
Большую часть ночи я могу не думать об этом. В большинстве случаев мне удается удержать себя от воспоминаний о той ужасной ночи, случившейся семь… почти восемь лет назад. Но сегодня, когда все мои защитные силы уже ослаблены после вечера с Матвеем, а боль по Финну пронизывает меня насквозь, у меня есть не одна причина, чтобы позволить слезам течь, пока я стою в теплой кабинке душа моей маленькой квартиры.
Защита Финна трогательна. То, как он смотрит на меня, каждый раз заставляет мое сердце биться. Но когда-то я знала кого-то подобного. Я впустила в себя такого человека, и он разорвал меня на части так, что я не уверена, что когда-нибудь смогу снова это почувствовать.
Джейми. Я чувствую свежую волну слез, вспоминая темные кудри, длинные руки и легкий смех, человека, слишком милого для того мира, частью которого он оказался. Человека, который не был достаточно жестким или грубым, чтобы противостоять тем людям, которые населяют мир, из которого я с тех пор так и не смогла полностью выбраться, даже если держалась на его задворках.
Если я позволяю себе вспомнить о нем хотя бы на мгновение, все возвращается. Неоновые огни стриптиз-клуба в Сент-Луисе, мне едва исполнилось восемнадцать, а я танцевала для мужчин вдвое старше меня, засовывающих долларовые купюры в трусики-стринги Victoria's Secret, крутясь вокруг шеста под любой хит из сорокового топа, который диджей решил поставить в тот вечер. Ничего похожего на то, чем я занимаюсь сейчас, никакой утонченности и элегантности "Пепельной розы", никакой эксклюзивности, которую я заработала, работая на Николая. Только я и бунтарство юности, побег из последней череды плохих приемных семей, а затем мальчик, который тогда был всего на три года старше меня, затащенный в клуб своими дружками-байкерами на свой двадцать первый день рождения.
Он был достаточно нагл и глуп, чтобы проследить за мной до того места, где я курила сигарету — ужасная привычка, которую я бросила несколько лет спустя. Он представился Джейми, а я дала ему свой тогдашний сценический псевдоним Гарнет, имя, которое в итоге много раз менялось на протяжении многих лет, пока я наконец не остановилась на Аше. Он сказал, что я прекрасно выгляжу, и я рассмеялась: на мне была короткая джинсовая мини-юбка и хлопковый топ в рубчик, волосы были убраны в беспорядочный пучок, а к шее все еще прилипали клочья пота, выступившего на сцене.
Странно, думаю я, стоя в душе, слезы все еще стекают по моему лицу, как мало я помню о некоторых годах после этого, и как ясно я помню ту первую ночь. Вплоть до того, во что я была одета, мотоциклы на парковке, пустую бутылку из-под ликера, о которую я чуть не споткнулась, когда он меня поцеловал.
В нем была невинность, которая не позволила мне сказать ему, чтобы он отвалил и вернулся в зал, как я бы поступила с любым другим мужчиной, который имел наглость следить за мной на заднем дворе. Любой другой мужчина показался бы мне отморозком, но Джейми не понимал, что нарушает негласное правило. Он просто хотел поговорить со мной, а я достаточно хорошо, даже в те времена, умела читать людей, чтобы понять, что он не причинит мне вреда. Если бы я сказала ему вернуться в зал, он бы пошел, возможно, как побитый щенок, но пошел бы. И, поразмыслив, я поняла, что не хочу этого.
— Я никогда не прихожу в такие места. — Он произнес это так, словно признавался мне в чем-то. Я фыркнула, выронила сигарету и раздавила ее под носком своей босоножки на высоком каблуке.
— Я стриптизерша, а не священник. И мне все равно. — Я скрестила руки под грудью, ожидая момента, когда его глаза опустятся, чтобы посмотреть на них, уставившись в мое декольте, как и все остальные мужчины на земле. Но этого не произошло. И он не опустил. Он продолжал смотреть на мое лицо, словно я была самой красивой вещью, которую он когда-либо видел, и это заставило меня задуматься.
— Зачем ты вообще сюда пришел? Твои приятели тебя запугали?
Его щеки раскраснелись, а носок одного из тяжелых мотоциклетных ботинок ударился о бетон.
— У меня сегодня день рождения, — сказал он наконец. — Двадцать один. Они сказали, что поход в стриптиз-клуб обязателен. Большим мальчикам — такие дни рождения, по их словам.
Я рассмеялась.
— Ничто не является обязательным, — сказала я ему, закатив глаза. — Но если только ты хорошо проводишь время…
— Я и не думал, пока не увидел тебя. — Его румянец стал еще глубже, и он шагнул чуть ближе, но это выглядело не так, как будто он хотел, а скорее как будто его тянуло ко мне, как мотылька к пламени, которое, как он боится, может сжечь его, но не может избежать. — Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел.
— Красивая или милая? — Поддразнила я его, напомнив о его замечании за несколько минут до этого.
— И то, и другое. — Он покраснел сильнее, чем любой мужчина, которого я когда-либо видела, и я решила сжалиться над ним. Он уже дал мне хорошие чаевые, и он все еще смотрел на мое лицо, а не на мою грудь, чего я не могла сказать ни об одном мужчине, который когда-либо входил в двери этого клуба.
— А что, если я скажу, что ты можешь поцеловать меня в день рождения? — Не знаю, что побудило меня предложить это. Большинство мужчин захотели бы потискать сиськи или пощупать мою юбку, но почему-то мне казалось, что этот мужчина… Джейми, захочет поцелуя, а не чего-то столь грубого. Он выглядел так невинно, стоя там и краснея в резком свете уличных фонарей, и мне вдруг захотелось, чтобы он поцеловал меня. Он был так неуместен здесь, и мне захотелось немного этого. Иногда я ненавидела то, насколько хорошо я вписываюсь в обстановку.