Беспощадные клятвы
Шрифт:
— Вызови такси, — говорит он наконец. — Я поеду за тобой на мотоцикле по этому адресу. Но я больше никого с тобой не пошлю, Аша. Или я, или никто. Если с тобой что-то случится, а меня не будет рядом, чтобы справиться с этим…
Он прерывается, его челюсть крепко сжимается, а в голубых глазах появляется внезапный блеск, который не имеет смысла. Он не знает меня достаточно хорошо для этого. Но я вижу решимость на его лице и понимаю, что он не собирается принимать отказ.
— Ладно, — выдыхаю я, отворачиваясь от него. Я все еще пульсирую от острого осознания того, как близко он был,
Оглянувшись на него, я понимаю, что он тоже отдалился от меня. Он стоит ко мне спиной, одна его рука лежит на сиденье мотоцикла, и в этот момент я думаю, что отдала бы почти все, чтобы увидеть выражение его лица, попытаться понять, о чем он думает.
И в то же время я знаю, что будет лучше, если я этого не сделаю.
Раздается звук подъезжающего автомобиля, и Финн поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его челюсть все еще сжата.
— Я поеду за тобой, — это все, что он говорит.
Все остальное, что мы могли бы сказать, заглушается звуком мотора его мотоцикла, ревущего в теплом ночном воздухе.
12
ФИНН
Я гребаный идиот. Это все, о чем я могу думать, наблюдая за тем, как Аша садится в машину, мое горло и грудь сжимаются при виде ее, как чертовски красива она и как сильно я хочу ее. Я хочу, чтобы она отправилась в мою квартиру, в мою постель, а не ехать с ней к кому-то другому.
Особенно к Матвею Котову.
Не знаю, почему я решил, что она нужна ему в любом виде, кроме подчинения. Наверное, это моя вина, что я недостаточно знаю обо всем этом, о том, чем занимается Аша, о том, чего хотят от нее мужчины вроде Матвея. А теперь я, возможно, подвергаю ее еще большей опасности, чем раньше.
Хотел ли Николай этого от нее? Было достаточно трудно заставить себя не думать об их совместной постели, о том, как Аша дразнит и издевается над ним так же, как надо мной, но мысль о том, что он делает с ней совершенно другие вещи, что он ставит ее на колени, говорит ей с глубоким русским акцентом, что именно он хочет, чтобы она сделала с ним, и наблюдает, как она подчиняется, мысль об этом заставляет мое нутро скручиваться от больной зависти, и я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на него так же, как раньше.
По адресу мы добираемся до дома в нескольких милях от города, внушительного кирпичного дома с железной оградой вокруг. Я следую за машиной через ворота, пока Аша входит в дом, и мое нутро сжимается от страха. Матвей имел в виду именно это, когда говорил о частном секторе, если возникнут проблемы, с которыми я не смогу справиться, пройдет какое-то время, прежде чем сюда доберется кто-то еще.
Я жду, когда Аша выйдет из машины. Ее красивое лицо гладко и без выражения, и я хочу что-то сказать ей, но не знаю что. Я чувствую себя не в своей тарелке, потому что именно я должен прикрывать ее в этой ситуации.
Она проходит мимо меня, не сказав ни слова, и мое сердце ударяется о стенки грудной клетки, вдыхая аромат ее духов. Я не мог бы сказать, что это за духи, что-то цветочно-ванильное, но я знаю, что все, о чем я буду думать, когда почувствую их запах, это тот момент, когда она была между мной и сиденьем моего мотоцикла, и я почти думал, что она сдастся.
Давно я так сильно не хотел поцеловать женщину. Я вообще ничего так сильно не хотел. Я забыл, каково это — испытывать такую боль, чувствовать, как пульс пульсирует в венах от близости кого-то другого, как перехватывает дыхание в горле.
А теперь она вот-вот войдет в чужую постель.
Я жду, пока она постучит в дверь. Я наполовину ожидаю, что ответит кто-то из домашнего персонала, но вместо этого входит сам Матвей, одетый в костюмные брюки и светло-серую рубашку на пуговицах, его короткие светлые волосы зачесаны назад, а челюсть свежевыбрита. Он даже не смотрит на меня, его взгляд окидывает ее с жадностью собственника, которая заставляет меня сжимать кулаки от незаслуженной ревности.
— Аша. — Он открывает дверь шире. — Входи.
В его голосе ясно слышится приказ, это не приглашение. Я вижу, как Аша напрягается, ее позвоночник выпрямляется, но она делает шаг внутрь, и он почти закрывает дверь перед моим носом, прежде чем я протягиваю руку, чтобы остановить его, и встречаюсь с ним взглядом.
— А ты кто? — В его тоне звучит обманчивая приятность. Я ни на секунду не забываю, что у него здесь, несомненно, есть своя охрана, люди, которые без колебаний убьют по его приказу. Ради безопасности Аши и своей я не могу допустить, чтобы мои чувства диктовали, как все будет происходить.
— Телохранитель Аши. — Я натянуто улыбаюсь ему. — Хотя я и не собираюсь наблюдать за процессом, мне нужно быть достаточно близко, чтобы услышать ее, если она позовет меня.
— Ты ей не понадобишься. — Матвей собирается закрыть дверь, но я твердо держу руку на ней, не отступая.
— Мне платят за работу. — Я сохраняю ровный голос. — Вы же не станете осуждать человека, желающего сохранить эту работу?
— Впусти его, Матвей. — Тон Аши холоден. — То, что ты хочешь от меня, начнется только тогда, когда мы окажемся в спальне, или где там ты хочешь получить мои услуги сегодня вечером. Я сказала тебе, что приведу с собой охрану. Если ты не впустишь его и не подпустишь на расстояние крика, я предположу, что ты передумал, и уйду.
Я не должен хотеть, чтобы он надавил на нее, чтобы она ушла. Он явно хочет ее, и очень сильно, я вижу это по его колебаниям, по выражению его лица, что он подумывает уступить ее требованию, хотя я совершенно уверен, что он не из тех, кто уступает легко или вообще не уступает. Это желание поможет Аше выполнить работу, на которую я ее отправил, поможет королям в том самом деле, которым мы здесь занимаемся… И все же мне хочется взять ее и уйти, чтобы этот человек больше никогда к ней не прикасался.