Беспощадные клятвы
Шрифт:
— Хорошо, — отрывисто произносит Матвей. — Заходи.
Он отступает назад, закрывая за мной дверь, и я вхожу в фойе дома. Внутри все оформлено в темно-синих, серых и кремовых тонах, тяжелое темное дерево и железные светильники — дом суровый и запретный. Матвей больше не смотрит на меня, когда берет Ашу за локоть и ведет ее из фойе в коридор.
— Ты останешься здесь, — кричит Матвей, когда мы поднимаемся по изгибающейся лестнице и спускаемся в длинный, широкий коридор с дверями по обеим сторонам, плоскими скамьями с кожаной обивкой по обе стороны стены и двойными дверями в дальнем конце. — Мы с Ашей будем в той комнате в конце. — Он указывает на нее. — Уверяю тебя, тебе не придется ничего делать, кроме как сидеть здесь и слушать звуки, которые она издает.
Жестокая улыбка кривит его губы, и я чувствую, как сжимается моя челюсть. Лицо Аши абсолютно бесстрастно, как будто она отключила какую-то свою часть. Она отворачивается от меня, едва взглянув на меня, ее рука вывернута на бок, где Матвей все еще держится за ее локоть.
— Пойдем, — просто говорит она, и он ведет ее к двойным дверям, и никто из них не оглядывается, пока я опускаюсь на обитую кожей скамью, мое нутро скручивается в узлы.
Долгое время я почти ничего не слышал, только тихие голоса. А потом, когда прошло достаточно времени, я начинаю догадываться, что они там делают… звуки, которые я не хочу слышать.
Мужской стон, низкий голос Матвея, женский крик, который, как я знаю, должен принадлежать Аше. Удар чего-то о плоть. Ее тихий, умоляющий стон, и теперь я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что он ненастоящий, что она играет в игру, заставляя его поверить, что она хочет того, что он с ней делает, но это не помогает так, как я думал. Неважно, что она не испытывает настоящего удовольствия, возможно, это даже хуже. Я не могу мыслить достаточно здраво, чтобы понять, предпочел бы я, чтобы она действительно наслаждалась этим, когда сам факт того, что она здесь, заставляет меня краснеть.
Мои руки прижимаются к ногам, пальцы впиваются в бока, а я сжимаю челюсти. Я думал, что смогу это сделать, что смогу отделить свои чувства к ней от работы, которую мы здесь выполняем, но, черт возьми, я хочу пойти туда, прижать пистолет к его голове и нажать на курок только за то, что он вообще прикоснулся к ней. Я не хочу, чтобы он, блядь, прикасался к ней. Я не хочу, чтобы к ней прикасался кто-то, кто не я.
И у меня нет никакого права так думать.
Он специально шумит, я, блядь, знаю это. Я должен слышать каждое хрюканье, каждый удар кожи о кожу, чтобы точно знать, что он делает, его густой голос с акцентом говорит ей, что делать с его членом, чтобы я был вынужден знать, когда она обхватывает его губами, когда он вводит в нее пальцы, когда он трахает ее. Мне становится дурно, и я встаю и начинаю вышагивать по коридору, чтобы хоть как-то двигаться, потому что, если я просижу так еще долго, я все испорчу.
Я никак не мог знать, что буду хотеть ее именно так, но я должен был найти другой способ, как только понял, что хочу. Теперь мне это чертовски ясно, но уже слишком поздно. Так что я хожу и сижу, хожу и сижу, гадая, как скоро, черт возьми, этот человек собирается кончить, но, конечно, он собирается выжать из нее каждую секунду, за которую заплатил.
Аша, конечно, профессионал. Я смотрю на часы, ожидая момента, когда я пойму, что она должна закончить, и в этот момент дверь открывается, и она выходит, а за ней Матвей.
Выражение ее лица настолько пустое, что у меня разрывается сердце. Я могу сказать, что, что бы там ни произошло, это было нечто большее, чем просто отвлечься и подумать о чем-то другом, пока Матвей трахал ее. Она должна была присутствовать при этом, чтобы играть в игру по обмену властью, которую он хотел, и ей это более чем просто не понравилось. По тому, как она смотрит мимо меня, я вижу, что она ненавидит каждую секунду этого. Такое ощущение, что я попросил ее сделать что-то неправильное. Как будто я причастен к тому, что он сделал с ней, что заставило ее чувствовать себя так, и я скриплю зубами, когда иду по коридору к ней, нежно беру ее за локоть и отвожу от Матвея.
— Тогда на следующей неделе, Девочка, — небрежно говорит Матвей, скрещивая руки на груди, и смотрит, как мы уходим. — У меня уже есть идеи.
— В тот же день и в то же время. — Голос Аши приятный, ровный, почти роботизированный. — Спокойной ночи, господин Котов.
Матвей ухмыляется.
— Конечно, ты можешь называть меня Матвеем, Девочка? В конце концов, в тебе все еще есть моя сперма, красавица.
Мои шаги замирают, и на мгновение я вижу красное. Я вижу, как достаю пистолет, кручусь одним плавным движением и расписываю стену позади него его мозгами, и, Господи, как же я хочу, черт возьми, сделать это. Интересно, могу ли я сказать Тео и Николаю, что, если Матвею придется умереть, я хочу быть тем, кто нажмет на курок?
Аша одаривает его безразличной улыбкой.
— Я предпочитаю сохранять профессионализм за пределами спальни, господин Котов. Спокойной ночи.
Он ничего не говорит, только сохраняет на своем лице знакомую ухмылку в течение того единственного мгновения, когда он еще виден, прежде чем я вместе с Ашей прохожу по коридору и выхожу к входной двери.
Как только мы оказываемся на улице, она отдергивает свою руку от меня, оставляя между нами пространство.
— Я расплачусь с тобой в гараже, — говорю я ей тихо, голосом, достаточно низким, чтобы его не смогла уловить даже система безопасности. — Так что у него не будет шансов увидеть. — Я делаю паузу. — Я уже вызвал тебе такси, так что мы сможем поговорить, как только…
Она уже отходит от меня, направляясь к обочине, где я вижу огни, начинающие приближаться к нам. Она ни слова не сказала мне прямо с тех пор, как вышла из комнаты с Матвеем, и это заставляет меня чувствовать себя беспокойным и раздраженным, желая выяснить, что происходит. Я хочу, чтобы она поговорила со мной, рассказала, что творится у нее в голове, а она явно намерена замкнуться в себе.
Я не смогу принять решение о том, как поступить в следующий раз, если она не поговорит со мной.
Каждый мускул в моем теле напряжен, когда я следую за такси обратно к гаражу, притормаживаю перед ним и глушу двигатель, когда Аша выходит из машины. У нее все еще пустой, закрытый взгляд на лице, и я выдыхаю, идя ей навстречу и доставая конверт из кармана пиджака.
— Вот наличные за сегодняшний вечер. — Я делаю паузу, пока она берет конверт из моей руки и кладет его в свою сумочку, стараясь не отвлекаться на прикосновение ее пальцев к моим. — Аша, ты в порядке? Я знаю, что сегодняшний вечер — не то, что ты любишь делать, но ты выглядишь…