Беспощадные клятвы

Джеймс М. Р.

— А если это так? — Голос Финна немного понизился, богатый ирландский говор стал гуще. — Что ты скажешь на это, Аша?

— Что это моя работа. — Мой голос слишком ровный, слишком усталый, и я пытаюсь привнести в него немного дразнилки, что-то, чтобы облегчить разговор, чтобы он не понял, насколько сложной была прошлая ночь, как я все еще чувствую эмоциональное похмелье после сеанса с Матвеем и воспоминаний о Джейми и снах…

Я не хочу, чтобы он когда-нибудь узнал, что прошлой ночью он мне снился. Что мой сон был полон мыслей о том, как он прижимает меня спиной к своему мотоциклу на той парковке, поднимает меня на сиденье и задирая мою юбку, пока он стоит на коленях на бетоне, руками гладит мои бедра, пока я хватаю его за волосы и говорю ему, чего я хочу от него.

— Ты делаешь работу и для меня. Ты должна быть в состоянии сосредоточиться на ней, Аша. И я знаю, что это сильно выбило тебя из колеи…

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне. В любом случае… — Я медленно выдохнула, пытаясь снять напряжение в голосе, пока у него нет причин думать, что ему действительно нужно обо мне беспокоиться. — Мне будет скучно до безумия, если я буду сидеть здесь и ничего не делать.

— Не говори мне этого. — В его голосе внезапно появилась грубость, хотя я слышу, что он все еще пытается сохранить легкость. — В конце концов, я приеду к тебе, девочка. Немного оживлю обстановку.

Мое дыхание перехватывает в горле, прежде чем я успеваю остановить его. Я хочу, чтобы он приехал и увидел меня, а я не должна. Я не должна этого хотеть, ничего из этого. Я должна как можно больше отдалить нас друг от друга то, что мне приснилось после того, как я уснула прошлой ночью, является достаточным тому доказательством.

— Ты не отказываешься, девочка. — Голос Финна становится глубже. — Я выпил всего одну рюмку за этот вечер. Я поднимусь туда меньше, чем через полчаса, если ты не скажешь мне нет.

Нет. Я пытаюсь заставить себя произнести это слово.

— Ты просто снова разочаруешься, — говорю я ему так легко, как только могу. — Ты помнишь, что случилось в прошлый раз.

— Да, помню. — На другом конце провода слышно, как он тяжело сглатывает, и я чувствую, как от него исходит напряжение. Я помню, что случилось в прошлый раз: его тело прижимало меня к стене, заставляя желать того, чего я обычно не желаю, заставляя мое сердце биться, а колени слабеть. Не позволяй ему подняться сюда! Мой разум кричит мне, предостерегая меня, но какая-то часть меня хочет увидеть его больше всего на свете.

— Ты не получишь того, чего хочешь, Финн. — Это правда, и мы оба это знаем.

— А чего хочешь ты, Аша? — В его голосе снова звучат дразнящие, хриплые нотки, от которых моя кожа покрывается румянцем, и я затаила дыхание, надеясь, что он этого не услышал.

— Немного тишины и покоя, — говорю я ему ровно, и он смеется, низко и глубоко, и мое сердцебиение учащается от этого звука.

— Ну, я ведь купил тебе это, не так ли? — Снова этот смех, заставляющий мои бедра сжиматься, а пульс скакать. — Спокойной ночи, Аша.

Телефон отключается, и разочарование, которое я испытываю, заставляет мою грудь сжаться, а внутри меня разгорается нешуточное разочарование, когда я бросаю телефон на туалетный столик.

Один разговор, и я чувствую влагу между бедер, мягкая ткань трусиков прилипает к коже. Мужской голос не должен так возбуждать меня. Финн не должен вызывать у меня таких чувств. Но я не могу отрицать постоянную пульсацию между бедер, боль, распространяющуюся по мне, которая имеет только одно решение.

Точнее, только раз, который я могу себе позволить.

Ночь все равно выкуплена, говорю я себе, вставая, снимая уличную одежду и переодеваясь в черный шелковый слип, облегающий мои изгибы. Это не мой обычный наряд для домины — даже не то, что я надела бы для одного из своих клиентов, который хочет видеть меня в качестве сабмиссива, но нет причин надевать кожаное или настоящее белье, когда никто больше не собирается видеть меня сегодня вечером.

В комнате пусто и тихо, когда я проскальзываю в нее, слабо пахнет чистящими средствами. Все аккуратно и упорядоченно, готово к предстоящей ночи, вот только сегодня мне не предстоит никакой ночи, и в этом есть что-то освобождающее. У меня впереди несколько часов, которые нечем заполнить, и хотя идея, которая пришла мне в голову, не займет много часов, она кажется настолько срочной, что я не хочу ждать.

Я говорю себе, что не буду думать о Финне, когда открываю один из ящиков в поисках игрушки. Я говорю себе, что не буду искать ту, которая напомнит мне о его члене, что мне не попадется на глаза толстый фаллоимитатор телесного цвета, который почти полностью соответствует ему по длине и обхвату, и достаю его именно поэтому, чувствуя, как желание глубоко в животе сжимается и скручивается при воспоминании о том, о чем я фантазировала всего несколько ночей назад. Я хочу заменить ощущение Матвея внутри меня прошлой ночью, но я не буду заменять его фантазиями о Финне. Это было бы ужасной идеей.

Я не подхожу к кровати. Как только я смотрю на нее, я вспоминаю связанного Финна, немного смущенного тем, что я с ним делаю, и все равно до боли твердого. Все это имеет гораздо больший смысл теперь, когда я знаю, что он не имел ни малейшего представления о том, чем я обычно здесь занимаюсь. Я перехожу на кожаную скамью с мягкой обивкой, регулирую угол наклона, чтобы можно было лечь на нее спиной, и достаю бутылочку с чем-нибудь, чтобы смазать игрушку, когда ставлю ноги на прохладный деревянный пол по обе стороны от скамьи.

В этом есть что-то гедонистическое — использовать время, когда я обычно работаю, для собственного удовольствия, и это добавляет к нарастающему, сжимающемуся желанию, от которого перехватывает дыхание, когда я откидываю игрушку в сторону, на мгновение сдвигая слип через голову и откидываясь на мягкую кожу совершенно голой, позволяя пальцам ласкать мою кожу.

До той ночи с Финном я никогда не получала удовольствия в этой комнате. Это была работа, от которой нужно было всегда немного отстраняться, чтобы сосредоточиться, чтобы быть такой, какой меня ждут клиенты, в любом случае. Но у Финна не было никаких ожиданий, а если и были, то все равно они оказались ошибочными, думаю я и тихонько хихикая, переходя в тихий стон, когда провожу кончиками пальцев по соскам. Они напрягаются под моими прикосновениями, и я говорю себе, чтобы выбросить Финна из головы, перестать думать о нем, но это кажется невозможным. Я слишком легко представляю, как его грубые пальцы будут ощущаться на моей чувствительной плоти, как его широкая ладонь накроет мою грудь, приподнимая и сжимая ее, как он издаст хриплый стон, увидев меня, разложенную для него вот так. Он свяжет меня, думаю я, прежде чем я смогу прогнать эту фантазию, и она не отталкивает меня, как это обычно бывает. Наоборот, сердце забилось быстрее, когда я представила себя привязанной к скамье, раскинувшейся перед ним, с лукавой улыбкой за медно-рыжей бородой, пока он решает, что дразнить, трогать и пробовать первым.