Бесславные дни
Шрифт:
– Он спрашивает, что случилось в Перл Харборе?
– перевел Кензо.
Хироси не скрывал разочарования.
– Я думал, он нам скажет, - сказал он по-японски, затем перешел на английский, чтобы прокричать что-то рулевому другого сампана. Люди на том борту изобразили раздражение. Они хотели узнать то же самое у Такахаси.
Кензо тоже крикнул что-то по-английски. Затем заговорил по-японски:
– Когда подойдем ближе к бухте, встретим больше лодок.
– Hai. Honto,– отозвался Хиро. Он прав. Каким-то образом младшему сыну удавалось говорить
Оба сампана направились на север. Разумеется, остальные мару тоже спешили в бухту Кевало. Для японцев всё, что ходило по воде называлось "мару". Хоули всегда смеялись над привычкой одинаково называть и утлые лодчонки и большие суда. На одной из них экипаж радостно скакал, едва не выпрыгивая из брюк.
Хироси указал прямо на них.
– Вот, они точно знают.
– Да.
– Хиро повернул штурвал. Впрочем, заметили их не только с "Осима-мару". В этот раз говорил Хиро.
– Что там?
– спросил он, указывая на северо-запад, в сторону Перл Харбора.
У рыбаков на том сампане была рация. Новости, которые они получали, приходили и на английском и на японском. Хиро понял не всё. Но главное до него дошло: Японский Императорский Флот напал на ВМС США в Перл Харборе и нанес сокрушающий удар.
Первой его реакцией была гордость.
– Именно так действовал адмирал Того против русских в Манчжурии, когда я был молод, - сказал он.
Хироси и Кензо какое-то время сидели молча. Затем старший сын вежливо обратился к Хиро:
– Но, отец, в тот раз ты не жил в Манчжурии.
– Внезапное нападение - это самый подлый способ начинать войну, - не заботясь о вежливости, добавил Кензо.
– Так поступает только Гитлер.
Хиро моргнул. В "Японском вестнике", "Гавайском рыбаке" и других японоязычных изданиях, которые он читал, о Гитлере отзывались очень хорошо. Авторов больше беспокоили коммунисты. В английских разве иначе?
Он указал на очевидную для него вещь:
– Это не Гитлер. Это Япония.
Сыновья переглянулись. Никто не желал ничего говорить. Наконец, Хироси произнес:
– Отец, мы же американцы.
Кензо кивнул.
А я нет!
– хотелось выкрикнуть Хиро. Сыновья должны это понимать. Но он всё равно ничего не сказал. Если бы сказал, между ним и сыновьями распалась бы какая-то связь. Осознавая это, он промолчал. Реико бы его поняли, они люди одного поколения, в отличие от сыновей.
Хироси осторожно продолжил:
– После этого нападения всем японцам - и на Гавайях и на материке - придется несладко. Толстосумы решат, что мы только этого и хотели. Они решат, что мы в этом виноваты. И они заставят нас платить по чужим счетам.
– Его брат продолжал кивать с угрюмым выражением на лице.
– А когда японцам на Гавайях жилось хорошо?
– спросил Хиро.
– Когда нас не заставляли платить по чужим счетам? И всё было
– Ты, что, не понимаешь, отец? Сейчас всё это неважно, - сказал Кензо.
– Мы воюем с Японией.
"Мы воюем с Японией". Эти слова пронзили сердце Хиро, словно кинжал. Он и сыновья теперь по разные стороны пропасти. То, что не сказал он, произнес Кензо. Хиро с Японией не воевал. Япония была его родиной. Всегда была, несмотря на то, что он уехал оттуда ещё в молодости. Управлявшие Гавайями хоули четко дали понять, что он никогда не станет американцем, как бы ни пытался.
Сыновья могли сколько угодно считать себя американцам, хоули считали иначе. Для образованных японцев здесь не было подходящей работы. Влиться в общество они не могли. И в армию пойти тоже. Ни в 24-ю, ни в 25-ю дивизию японцев не допускали, хотя представителей других гавайских народов там хватало. И Кензо и Хироси должны были об этом знать. Но почему-то предпочитали не думать.
Хиро тоже старался не думать о последствиях нападения на Перл Харбор. Он просто молча направил "Осима-мару" в гавань. Настоящая ссора ещё впереди. Сейчас, в открытом море, она никому мне нужна.
Вместе с ними на север спешили другие сампаны. Та, на которой стояла рация, была больше, и двигатель на ней стоял мощнее. Очень быстро они вырвались вперед. Это их и сгубило. Жужжание в небе переросло в полноценный рёв. Тёмно-зеленый истребитель с белыми американскими звездами на крыльях и фюзеляже спикировал на шедший впереди сампан. Взревели пулеметы. Самолет ушел вверх.
– Господи Иисусе!
– снова воскликнул Хиро. Сыновья с ужасом смотрели вперед. Атакованный сампан замер, покачиваясь на водах. Хиро провел "Осима-мару" мимо него. Двое рыбаков были убиты, одного буквально перерезало очередью пополам, другому раскроило череп. Третий держался за простреленную ногу.
– Они решили, будто мы нападаем!
– крикнул он. Четвертый рыбак каким-то чудом не пострадал. Он стоял посреди лодки с застывшим изумлением на лице.
– Давайте, - обратился Хиро к сыновьям, стараясь не обращать внимания на запах крови.
– Нужно им помочь.
– А если самолет вернется?
– спросил Кензо.
Хиро обреченно пожал плечами.
– Если вернется, то поймете, что хоули думают о том, какие из вас американцы.
Ни Кензо, ни Хироси не нашлись, что на это ответить. С трудом сдерживая рвотные позывы, они перебрались на другой сампан.
– Вперед! Вперед!
– орал лейтенант Ёнэхара.
– Шевелись! Пошел! Пошел! Не тратить ни минуты! Ни секунды!
Из трюма "Нагата-мару" выбежала толпа японских солдат. Когда-то давно, на уроках в школе, капрал Такео Симицу слушал рассказ о кровообращении. Говорят, в крови есть какие-то маленькие штуки, которые ходят по организму туда-сюда.
Корпускулы! Вот как они называются. Но точно утверждать он бы не решился, особенно спустя столько лет. Корпускулы эти, впрочем, не были столь тяжелы, чтобы утянуть его на дно, как это могли сделать каска и винтовка с примкнутым к ней штыком, когда они перебегали из трюма на десантные баржи.