Бесславные дни
Шрифт:
Водитель истошно завопил:
– Истребители! Япошки!
Они летели достаточно низко, чтобы Флетч мог услышать рев их двигателей даже сквозь урчание моторов грузовиков. Послышался стрекот пулеметов. Спустя мгновение, водитель снова закричал.
Впрочем, ему было о чем беспокоиться. Японские пулеметы разодрали брезент кузова в клочья. Неплохо прошлись они и по людям и по металлическому каркасу машины. Четверо или пятеро солдат, сидевших в конце кузова, начали одновременно, кричать и ругаться. В лицо и в ухо Флетча ударило что-то горячее и липкое.
Когда грузовик ударился о ехавшую впереди машину, люди снова закричали. После встречи с "Зеро" столкновение оказалось не таким уж страшным. В отличие от бензиновых двигателей, их дизельный не вспыхнул. В любом случае, Флетчер скомандовал:
– Нужно выбираться.
Спорить с ним никто не стал. На самом деле, солдаты буквально бросились к выходу. Некоторые были ранены, другие объяты паникой. К тому времени как он сумел выбраться сам, вся его форма была заляпана кровью, хотя ранен он не был.
Над головой по-прежнему гудели японские самолеты. На колонну зашел ещё один истребитель, поливая её огнем из пулеметов.
– Ложись!
– закричали вокруг.
– В укрытие!
Флетч не стал этого делать, даже, когда пуля угодила в грудь солдату в нескольких метрах от него. Звук при этом был, словно бейсбольной битой разбили арбуз. Солдат схватился за грудь и упал. Флетч вытащил "45-й" и выстрелил в японца. Шансов попасть в истребитель у него было не больше, чем самому сесть за штурвал, но он сделал всё, что мог.
Пехотинцы тоже начали стрелять по противнику. У них хотя бы появилась надежда. Начни стрелять в воздух, глядишь и повезет. Тем временем, звенья истребителей рвали колонну на куски. Бомбардировщики закидывали их снарядами, а истребители на бреющем прочесывали пулеметами. С каждым их пролетом гибло всё больше людей и загоралось всё больше грузовиков.
Кто-то неподалеку закричал:
– Да где наши самолеты-то?
– Мудак ты тупой!
– рявкнул на него Флетч, указывая на погребальный костер, в который превратился аэродром Уиллера.
– А где они, по-твоему, блядь? Мы получили самый подлый удар за всю мировую историю.
Послышался всё нарастающий свист снаряда. Когда так звучит артиллерийский снаряд, значит он направляется именно к вам. Армитидж полагал, что авиабомба звучит так же, однако самолично выяснять это не собирался. Он бросился на землю и мгновение спустя раздался взрыв.
Ударная волна подняла его вверх и швырнула в сторону, словно профессиональный борец. Легкие, казалось, были готовы вырваться наружу сквозь рот и ноздри. На языке появился вкус крови. Контузия может убить, даже не причиняя заметного вреда. С трудом поднявшись на ноги, он осознал, что только что произошло.
Людям, которые оказались ближе к воронке, повезло меньше. Увиденное было похоже на витрину мясной лавки. Впрочем, мясо в лавке лежало спокойно и не дергалось, пытаясь собрать себя обратно. Мамку оно тоже не звало.
Флетч согнулся, ощутив острый приступ рвоты. Затем он закричал:
– Санитар! Санитара сюда!
–
Он снова наклонился, на этот раз над раненым. Непослушными пальцами, он вскрыл бинт и перевязал солдату рану. Затем, буквально заставляя себя, сделал ему укол морфином. Раненый вздохнул, но лекарство начало действовать и он успокоился.
Рядом с ним сержант пытался штыком перерезать другому раненому горло. Оценив, что бомба сделала с остальным телом пацана, Армитидж лишь кивнул. Сержант, по сути, облегчал ему страдания.
Сержант трижды провел лезвием штыка по траве, пытаясь стереть кровь, затем посмотрел на Флетча.
– Ну и как нам теперь добираться до места назначения, сэр?
– поинтересовался он.
Колонна превратилась в бойню. Повсюду горели грузовики. Некоторые валялись на боку или кверху колесами. Орудия перевернуты и погнуты.
– Да хер бы его знал, сержант, - ответил Флетч.
– Дело в том, что последние несколько минут я пытался выжить и ни о чём другом не думал.
– Ага, - согласился сержант.
– Но, может, пора подумать, как считаете?
Флетч снова огляделся. Повсюду он видел разгром и смерть. Он посмотрел на небо. Японских самолетов видно не было, ну и слава богу. Но это не означало, что твари с шариками на крыльях не вернутся. Американских самолетов, впрочем, он тоже не видел. Это его не удивило. Япошки должно быть стерли их с аэродрома, как ребенок стирает мел с доски. Как, блин, им воевать, когда сверху в любой момент могли налететь узкоглазые? Он совершенно не представлял. Но он заставил себя кивнуть так, чтобы это не было похоже на отчаяние.
– Да, сержант. Ты прав. Надо попробовать.
В воскресенье Хиро Такахаси вывел "Осима-мару" так же, как и в любой другой день. Слово "выходной" для него ничего не значило. Выходные придумали хоули. По его мнению, работа есть работа и для неё хорош любой день.
Может, Хироси и Кензо считали иначе. А если и считали, то сказать ему у них не хватало духу. Если бы он отправил их в море, а сам остался дома спать дальше, возможно, сказали бы. Но, как часто бывало, его собственный пример вынудил их молчать. Если он пожелал, или даже настоял на том, чтобы встать до рассвета и отправиться в бухту Кевало, как они могли отказаться? Не могли. Пока не могли.
Когда "Осима-мару" выходила в море, некоторые сампаны, наоборот, возвращались на пристань. Несколько человек рыбачили ночью, они выслеживали огоньки нехуса и, следовательно, охотившегося на них тунца. На рынке они окажутся раньше всех и разумеется получат больше денег. Но и расходы их тоже возрастут. Хиро, например, не нужно было переживать за топливо в генераторе, который питал освещение. Ночью и работать тяжелее, но эта сторона волновала старого рыбака меньше всего.
Он поставил бочку с гольянами на дно сампана. Наглая крачка дернулась вниз, пытаясь украсть рыбину. Хиро взмахнул шляпой. Белая птица с большими черными глазами улетела в сторону Ваикики.