Бетагемот
Шрифт:
Только кармашек на спине оказался пустым. Капюшон, скорее всего, висел на каком-нибудь суку в оставшейся позади чаще.
А человек перед ним целых двое суток контактировал с Сеппуку. Лабин позволил себе негромко выругаться.
— Я не хочу тебе зла, — снова заорал он. Что было чистой правдой — пока. Желание убить хоть что-нибудь еще не пробилось сквозь самоконтроль. Налетели новые насекомые: он прихлопнул несколько на предплечье и потянулся к берегу — зачерпнуть воды и смыть, — но остановил себя. Трудно сказать наверняка, но, похоже, у раздавленных мошек было слишком много
Смахнув их с руки, он вернулся к первоочередной задаче и самую малость повысил голос:
— Пойдешь со мной и не вздумай спорить!
«У насекомых... да, по шесть ног». Он отмахнулся от нового захода: на загривке уже горели точки укусов.
— Вопрос только в том, пойдешь ты сейчас или потом.
— Потом, урод! Я знаю, на чьей ты стороне!
— Тогда обсудим, доставить тебя в больницу или в крематорий? — пробурчал Лабин. Рой нацелился в лицо. Он жестоко хлопнул себя по лбу. На ладони остались три расплющенных трупика. У каждого — по восемь ног.
У кого там по восемь ног? У пауков? Пауки летают?
И охотятся стаями?
Он вытер ладонь о подвернувшийся под руку клочок зелени, устилавшей набережную. Стебли отдернулись от прикосновения. Он инстинктивно убрал руку. Какого?..
Модификанты, без вопросов. Или случайный гибрид. По листве шли волны перистальтики.
«Сосредоточься. Не отвлекайся».
Новый заход пикирующих бомбардировщиков. Их стало поменьше — может, большую часть роя он уже уничтожил. Лабину казалось, что он уже задавил сотню роев.
Скребущий звук за барьером.
Он выглянул из-за желоба. Фонг карабкался по сухой полоске бетона на дальней стороне слива. Стену за его спиной украшало впечатляющее граффити: стилизованное женское лицо с пустыми белыми глазами и резким зигзагом вензеля: MP.
Фонг заметил его и выпустил три пули наобум. Лабин не потрудился даже пригнуться: его микроволновик уже был настроен на широкий луч, слишком рассеянный, чтобы убить, но достаточно мощный, чтобы разогреть последний обед Фонга вместе с кишками. Беглец скорчился от рвоты, содержимое желудка плюхнулось в мелкую воду, бегущую по слою слизи. Оскользнувшись, беглец покатился вниз по желобу. Лабин поставил ногу на кстати подвернувшийся сухой участок и потянулся, чтобы перехватить падающего. Эскадрилья пауков выбрала именно этот миг для последнего штурма. Лицо и шею облепили кусачие твари. Лабин пошатнулся, ловя равновесие, и Фонг пролетел мимо, задев ногой лодыжку охотника. Лабин грохнулся, как груда очень злобных кирпичей.
Оба выскочили из желоба.
Падать было не далеко, но приземляться жестко. От Мерримак осталась лишь тень прежней реки: они рухнули не в воду, а на мозаику галечных отмелей и засохшего ила, чуть смоченную струйкой из стока. Лабина самую малость утешило, что он шлепнулся на Фонга.
От удара того опять вырвало. Кен откатился в сторону и встал, стирая рвоту с лица. Засохший ил трескался и разъезжался под ногами. Лицо, шея и руки безумно чесались, но атаку членистоногих камикадзе Лабин, кажется, отбил. Из правой руки сочилась кровь, считающаяся сверхпрочной мембрана лопнула от локтя до запястья. Острый осколок камня длиной с большой палец впился в мякоть ладони. Кен выдернул его, и руку словно пронзил разряд тока. Из раны хлынула кровь. Промокнув ее, он увидел в глубине разреза узелки жировой ткани, теснившиеся булавочными головками из слоновой кости.
Микроволновик валялся в нескольких метрах от Лабина, и он, морщась от боли, подобрал его.
Фонг так и лежал навзничь, весь в синяках, с левой ногой, вывернутой под неестественным углом. Кожа у него краснела на глазах, на лице вздувались пузырьки от лучевого ожога. Фонг был явно не в форме.
— А неплохо, — заметил Лабин, рассматривая упавшего.
Фонг поднял на него стеклянный взгляд и выдавил что-то вроде: «Что...»
«Ты не стоил таких трудов, — думал Лабин. — Из-за таких, как ты, потеть не стоит. Ты — пустое место. Как ты смеешь быть таким везунчиком! Как ты смеешь меня злить!»
Он пнул Фонга под ребра. Одно сломалась, порадовав треском.
Беглец завопил.
— Ш-ш-ш, — успокоил его Лабин и, наступив каблуком на раскрытую ладонь, повозил взад-вперед. Фонг завизжал. Лабин поразмыслил над его левой ногой — еще целой, — но решил не ломать. В асимметрии есть своеобразная эстетика. Поэтому он наступил на сломанную и хорошенько нажал.
Фонг взвыл и потерял сознание. Это ничего не меняло: Лабин возбудился уже от первого перелома.
«Давай», — подгонял он себя.
Неспешно обошел изломанное тело и остановился у головы. Ради опыта занес каблук.
«Ну давай же, это пустяки. Никому нет дела».
Однако у Лабина были правила. Конечно, с Трипом Вины им не сравниться, но в том, собственно, и смысл. В том, чтобы решать самому. Исполнять собственные алгоритмы. Доказать, что он не обязан сдаваться, доказать, что он сильнее собственных желаний.
«Кому доказать? Кому до этого дело?»
Но он уже знал ответ.
«Парень не виноват. Виноват ты».
Лабин вздохнул, опустил ногу и стал ждать.
— Человек по имени Ксандер дал тебе пробирку, — спокойно объяснял он получасом позже, присев на корточки рядом с Фонгом.
Тот смотрел круглыми глазами и мотал головой. Как видно, возвращение к реальности его не обрадовало.
— Пожалуйста... не надо...
— Он сказал, что в ней противоядие, способное, если его рассеять по округе, убить Бетагемот. Я раньше тоже так думал. Я знаю, ты хотел добра, — Лабин нагнулся к лежащему. — Понимаешь меня, Фонг?
Беглец сглотнул и кивнул.
Лабин встал.
— Нас обоих дезинформировали. Полученная тобой пробирка изменит все только к худшему. Если бы ты не старался меня убить, мы бы сэкономили много... — Лабин вдруг задумался: — Кстати, любопытно, а почему ты так хотел меня убить?
Фонг явно разрывался от нерешительности.
— Мне действительно интересно, — продолжал Кен без малейшей угрозы в голосе.
— Ты... говорили, кто-то мешает лечению, — выпалил Фонг.
— Кто?
— Кто-то. По радио говорили. — Одинокий, беспомощный, переломанный, он все равно, как мог, выгораживал своих. «Неплохо», — невольно признал Лабин.