Бетагемот
Шрифт:
— Ты, кажется, что-то хочешь сказать? — спросил Ахилл.
Она помотала головой.
— Давай, девочка, говори. Говори, девочка!
«Не о чем мне с тобой говорить, тварь».
Он снова запустил руку в карман. Что-то там знакомо щелкнуло.
«Он хочет, чтобы я говорила. Он приказал мне говорить! Что будет, если я откажусь?»
Шелк-щелк.
«А если заговорю, и ему не понравится, что я скажу? Что, если...»
Неважно, поняла она. Это ничего не изменит. Ад есть ад. Если он захочет ее мучить,
Она, скорее всего, уже покойница.
— Ты не человек, — прошептала она.
Ахилл помычал.
— Справедливо замечено. Хотя я им был. Пока меня не освободили. Ты знала, что человечность можно удалить? Есть такой вирус под названием «Спартак», так он просто высасывает ее из тебя.
Дежарден отошел, скрылся из вида. Така попыталась повернуться за ним, но колодка держала крепко.
— Так что не меня вини, Элис. Я — жертва.
— Я... мне жаль, — сказала Така.
— Еще бы. Тут всем жаль.
Она сглотнула и постаралась не думать, на что он намекает.
Экзоскелет, видимо, был снабжен пружинами. Щелкнуло, и руки Уэллетт резко забросило за спину, свело в запястьях. Мышцы натянулись, разлитая по телу боль сошлась острием в груди. Така сумела не крикнуть и почувствовала гордость какой-то далекой, незначительной частью сознания.
Потом что-то холодное шлепнуло ее по заду, и она все- таки вскрикнула, — но это Ахилл просто мыл ее мокрой тряпкой. Жидкость почти сразу испарялась, холодя кожу Она почуяла запах спирта.
— Прости, ты что-то сказала?
— Зачем ты меня мучаешь?
Слова вырвались из глотки раненого зверя прежде, чем она успела стиснуть зубы. «Глупая, глупая дура! Ему же нравится, когда ты скулишь, плачешь, корчишься. Ты знаешь, зачем он это делает. Ты давно знала, что такие люди существуют».
Но зверя, конечно, вовсе не интересовало, зачем. Зверь и не понял бы ответа. Он просто хотел, чтобы над ним перестали издеваться.
Дежарден легонько погладил ее по заду.
— Сама знаешь.
Така замотала головой из стороны в сторону в бешеном, яростном протесте.
— Есть же другие способы, проще! Без риска, и никто бы не стал тебе мешать...
— Мне и сейчас никто не мешает, — напомнил Ахилл.
— Но ты же знаешь, что с хорошим шлемом, передающим ощущения и звуки, ты мог бы проделывать такое, что в реальном мире физически невозможно. И с таким количеством женщин, какого иначе у тебя никогда не было бы...
— Пробовал. — Шаги снова приблизились. — Все равно что онанировать на галлюцинацию
— Но там и ощущения, и вид, и даже запахи такие реалистичные, что не отличить...
Он вдруг схватил ее за волосы, вывернул голову, так что она оказалась нос к носу с ним. Ахилл больше не улыбался и заговорил без намека на светскую любезность:
— Мне не нужен ни вид, ни запах, ясно? Галлюцинация не чувствует боли. Это игра. Какой смысл пытать того, кто не способен страдать?
Он еще раз основательно вывернул ей шею.
И тут же отпустил, вернувшись к бодро-непринужденному тону:
— В общем-то, я не слишком отличаюсь от других. Ты же образованная зараза, наверняка знаешь, что единственная разница между сексом и свежеванием заживо — в нескольких нейронах и уйме социальных условностей. Вы все такие же, как и я. Я просто утратил те части, которые притворялись, что это неправда. А теперь, — добавил он, добродушно подмигнув, — тебя ждет устный экзамен.
Така покачала головой:
— Пожалуйста...
— Не потей, повторение пройденного. Помнится, на прошлом уроке мы говорили о Сеппуку и ты, кажется, удивилась, что этот организм способен к половому размножению. Знаю, знаю, тебе это и в голову не приходило, да? Хотя все обладает полом, даже бактерии занимаются сексом. И мы с тобой занимаемся сексом, но у Сеппуку ты его не подозревала. Глупо, Элис. Дэвид будет очень разочарован.
«О, Дэйв, слава богу, что ты меня сейчас не видишь!»
— Впрочем, пойдем дальше. Сегодня мы начнем с мысли, что секс может возникать как реакция, скажем так, на плотность популяции. Популяция растет, вступает половое размножение, и тогда...
Он снова скрылся из ее поля зрения. Така сосредоточилась, попыталась включиться в эту нелепую, унизительную игру ради микроскопического шанса на победу. «Вступает половое размножение, гены перемешиваются, и рецессивные...»
Новый щелчок. Экзоскелет вытянул и растопырил ей ноги в метре над полом.
— Рецесс.. господи, рецессивные летальные гены выходят наружу, и весь генотип... коллапсирует...
Ахилл положил ей на правое бедно что-то сухое и жесткое, комнатной температуры.
— Есть идеи? Или мне начать прямо сейчас?
— Сеппуку самоуничтожится, — выпалила Така. — Вымрет. За критической точкой плотности...
— Ммм...
Она не поняла, этого ли ответа он ждал. В нем был смысл. Если смысл хоть что-то значил в этом проклятом...
— Так почему же он не вымер? — с любопытством спросил Ахилл.
— Потому что... потому что еще не достигнута пороговая плотность. Вы его сжигаете, и он все толком не может закрепиться.
Целую вечность она не слышала ни звука, ни движения.
— Недурно, — наконец произнес Ахилл.
Облегчение окатило ее волной. Внутренний голос
упрекнул ее за это чувство, напомнил, что она пленница, что Ахилл Дежарден может менять правила по своему усмотрению, но она не стала слушать, упиваясь крошечной победой.
— Значит, это противоядие, — забормотала она. — Я была права. Он запрограммирован на уничтожение Бетагемота и потом на самоуничтожение.