Бетагемот

Уоттс Питер

Хватит и этого. Цель съехала с шоссе на восток и исчезла в помехах от земной поверхности, но последнее местоположение он зафиксировал. Если повезет, коорди­наты лягут на проселок без перекрестков. Если повезет, у объекта будет только один путь.

В кои-то веки удача оказалась на его стороне. Дорога была извилистой, скрывалась под спутанными и сухи­ми ветвями деревьев, которые в более зеленые времена спрятали бы ее полностью. И сейчас они хоть и мешали обзору, но полностью скрыть движущийся объект не мог­ли. На такой скорости цель должна была через несколько минут достичь берега.

Океан искрился вдалеке — плоская голубая ширь, окаймленная рядом шпилей цвета слоновой кости. Отсюда они казались не больше зубочистки, а на самом деле до­стигали ста метров в высоту. Над некоторыми лениво вра­щались трилистники вертушек с узкими лопастями длиной в десятиэтажное здание, на других вертушки замерли или были обломаны. Часть башен и вовсе лишилась головы.

Под хромыми ногами ветряков угнездился какой-то промышленный комплекс: плавучий остров труб, лесов и шарообразных резервуаров. Когда Лабин приблизился, проступили детали: водородная станция, вероятно питав­шая Портленд, лежавший в каких-нибудь пятнадцати— двадцати километрах к югу. Издали и станция, и система проводки казались крошечными, хотя вполне могли под­ниматься на высоту нескольких этажей.

А теперь к воде. Дорога у него за спиной вырвалась из мертвого леса и плавно свернула вдоль побережья. Она впадала в асфальтовое озерцо, застывшее автостоянкой с видом на океан. Другого пути нет — Лабин отступил назад и занял позицию, выжидая, пока объект выйдет на открытое место.

Им оказалась Мири.

«Мог бы догадаться, — подумал он. — Не надо было ей верить, эта женщина никогда не сможет сидеть смирно».

Он снизился к дороге и завис в паре метров над ас­фальтом, пока включались амортизаторы воздушной по­душки. Перед ним тихо стоял лазарет — окна затемне­ны, двери закрыты, орудийные стволы втянуты внутрь. Афиша на перилах ограждения прокручивала рекламную анимацию из лучших времен. За полосой воды крутили потрепанными лопастями ветряки.

За рулем наверняка сидела Кларк. Уэллетт перекоди­ровала блокировку у него на глазах: допуск был только у них троих. С другой стороны, они ведь деактивировали внутреннюю защиту против взлома. Возможно, хотя и маловероятно, что Лени вела машину с пистолетом, приставленным к виску.

Он приземлился прямо на набережной, полого спу­скавшейся к воде. Если понадобится, послужит укрытием. Мотоплан отключил, готовясь к столкновению с землей. На такой дальности Мири едва опознавалась. Ее вирту­альные потроха сбивали с толку, то загораясь, то сливаясь с фоном. Он вырубил обзор, чтобы не отвлекаться.

Водительская дверца МИ распахнулась. Он встретил Лени Кларк на полпути.

Ее глаза без линз были полны слез.

— Господи, Кен! Ты видел?

Он кивнул.

— Я знала этих людей. Я пыталась им помочь. По­нимала, что нет смысла, а все же...

Он только раз видел ее такой. Подумал, не сможет ли ее утешить, если обнимет. Абсурдно, но другим, кажется, иногда помогало. Но Лени и Кен всегда были слишком близки для подобных жестов.

— Ты же знаешь, это необходимо, — напомнил он.

Она помотала головой:

— Нет, Кен, и никогда не было.

Он долго всматривался в нее.

— Почему ты так говоришь?

Лени оглянулась на лазарет. Лабин мгновенно насто­рожился.

— Кто там с тобой? — спросил он, понизив голос.

— Рикеттс.

— Рик... — он вспомнил: — Нет!

Она кивнула.

— Он что, вернулся? Ты не вызвала карантин? — Он в ужасе покачал головой. — Лен, ты понимаешь, что...

— Понимаю, — без малейшего раскаяния сказала она.

— Вот как! Значит, ты понимаешь, что Фрипорт, по всей вероятности, сожжен по твоей...

— Нет, — сказала она.

— Он — носитель.

Лабин хотел обойти ее, но Лени заступила ему дорогу:

— Не тронь его, Кен.

— Странно, что приходится. Он должен был умереть несколько дне...

«Какой же я идиот», — сообразил он и спросил:

— Что тебе известно?

— У него была начальная стадия Сеппуку. Потливость, лихорадка, покраснение кожи. Повышенный обмен ве­ществ.

— Дальше?

— Несколько дней назад у него была поздняя стадия Сеппуку.

— То есть?

— Он так ослабел, что шевельнуться не мог. Кормить приходилось через капельницу. Он даже говорить не мог, использовал саккадный интерфейс.

— Он поправляется, — скептически заметил Лабин.

— Содержание Сеппуку ниже десяти и с каждым ча­сом падает. Потому-то я и перевела его обратно на Мири. На «Ваките» нет...

— Ты держала его на подлодке, — мертвым, монотон­ным голосом проговорил Лабин.

— Отшлепаешь меня потом, ладно? Пока заткнись и слушай. Я загрузила его в Мири и прогнала через все анализы, до каких она додумалась, и все они подтверж­дают. Три дня назад он был на пороге смерти, а сегодня как огурчик.

— Нашла лекарство? — Он не верил своим ушам.

— Лекарства не нужно! Оно само проходит! Просто... надо выждать.

— Хочу посмотреть данные.

— Ты можешь больше: можешь помочь в их сборе. Когда появились подъемники, мы собирались проводить последнюю серию.

Лабин покачал головой:

— Но Така думала...

Но Уэллетт, по ее собственному признанию, и прежде случалось ошибаться. Она была далеко не лучшей в своей области и темную сторону Сеппуку открыла только тогда, когда Дежарден сказал ей, куда смотреть...

— Я пыталась выяснить, зачем кому-то создавать орга­низм, который достигает таких гигантских концентраций в теле носителя, а потом просто... вымирает, — продол­жала Кларк, — и придумала всего одну причину. — Она искоса глянула на него. — Сколько носителей ты изловил?

— Восемнадцать.

Трудился день и ночь, выслеживал розовые облачка и тепловые следы, брал направление по анонимным голо­сам в рации, постоянно клеил дермы, вычищавшие яды из крови, спал по полчаса в сутки...

— Из них кто-то умер? — спросила Кларк.