Бетагемот

Уоттс Питер

— Предосторожности! — фыркает Кларк. — Поща­ди мои уши! Что, на всем хребте у меня одной еще не отказали лобные доли? Не забыл, как в прошлом году Абра подцепил суперсиф? Чарли Гарсиа восемь месяцев не мог избавиться от аскариды в кишках, но я что-то не припомню, чтобы в этом обвиняли корпов. Кевин, люди болеют, даже здесь, внизу Особенно здесь. Каж­дый второй из нас сгниет даже раньше, чем получит шанс отуземиться.

И опять что-то проглядывает за непрозрачным бле­ском линз на глазах Уолша. Что-то не

слишком друже­любное.

— Что еще? — вздыхает она.

— Это просто меры предосторожности. Не вижу, ка­кой от них вред.

— Очень большой, если люди сделают выводы, не дожидаясь фактов.

На минуту Уолш замирает. Потом встает на ноги.

— Грейс как раз и пытается получить факты, — го­ворит он, шлепая босыми ногами через отсек. — А по­спешные выводы делаешь ты.

«Ух ты, Кевви! — дивится Кларк. — Никак, у тебя хребет появился?»

Он подхватывает со стула гидрокожу. Сморщенная черная синтетика обнимает его как любовница.

— За перепихон спасибо, — говорит он. — Мне пора.

ШАБЛОН

Лабина она застает зависшим над его сигнальным резервуаром. Трубки, оптоволоконный кабель и прочие детали — почти все уже неисправные, останки давно ра­зобранных систем — лентой обвивают экватор большого бака. Сейчас течения слишком ленивы, чтобы вызвать свечение камня и аппаратуры, и свет дает только налоб­ный фонарь Лабина.

— Абра сказал, что ты здесь, — жужжит Кларк.

— Подержи панель, а?

Она берет у него маленький прибор.

— Я хотела с тобой поговорить.

— О чем? — Кажется, все его внимание отдано янтар­ному пузырьку полимера на одной из проводящих трубок.

Кларк смещается так, чтобы оказаться в его поле зре­ния.

— Ходят идиотские слухи. Грейс внушает людям, буд­то Джерри подсадила Джину какую-то заразу.

Вокодер Лабина тикает, механически передавая его «м-м-м».

— У нее насчет корпов давно фитиль в заднице, но никто ее всерьез не принимает. По крайней мере, не принимал...

— Вот оно что... — Лабин постукивает по клапану.

— Что?

— Трещина в резиновой прокладке вокруг термостата. Оттого и замыкания.

— Кен, послушай меня!

Он смотрит на нее, ждет.

— Что-то меняется. Грейс никогда так далеко не за­ходила, ты же знаешь.

— Я с ней никогда лбами не сталкивался, — жужжит Лабин.

— Она всегда была одна против всего мира. Но эта зараза, которую подцепил Джин, все переменила. Ее ста­ли слушать. Это опасно.

— Для корпов.

— Для всех нас. Не ты ли меня предупреждал, на что способны корпы, если станут действовать дружно? Не ты ли сказал, что...

«...возможно, придется действовать на упреждение...»

Желудок у Кларк куда-то проваливается.

— Кен, —

медленно жужжит она, — ты же понима­ешь, что Грейс просто чокнутая, нет?

Он не торопится с ответом. Кларк надоедает ждать.

— Ну правда, ты бы ее только послушал. Для нее война как будто и не кончалась. Стоит кому-то чихнуть, она уже ищет биологическое оружие.

Силуэт Лабина за фонарем чуть сдвигается: кажется, он пожал плечами.

— Есть несколько любопытных совпадений, — гово­рит он. — Джин попадает в «Атлантиду» с тяжелым ране­нием. Джерри оперирует его в медотсеке, за которым мы не можем вести полноценного наблюдения, и помещает в карантин.

— Карантин — это из-за Бетагемота, — напоминает Кларк.

— Как ты сама не раз отмечала, к Бетагемоту мы все иммунны. Удивляюсь, как это ты не усомнилась в ее оправданиях. — Видя, что Кларк молчит, он продол­жает: — Джина отпускают с «побочной инфекцией», ко­торая не распознается нашим оборудованием и пока не поддается лечению.

— Но ты же там был, Кен. Джерри не хотела выпу­скать Джина из карантина. За это Дейл ее и исколош­матил. Изоляция нулевого пациента — не самый даль­новидный вариант, если тебе надо распространить чуму.

— Полагаю, — жужжит в ответ Лабин, — на это Грейс скажет: они предвидели, что мы все равно его вытащим, и устроили представление, как раз и рассчитывая, что кто-нибудь потом за них вступится.

— То есть они для того его заперли, чтобы освобо­дить? — Кларк с намеком поглядывает на электролизный приемник Лабина. — Тебе там кислорода хватает, Кен?

— Я просто излагаю, как могла бы рассуждать Грейс.

— Довольно извращенный ход мысли, даже для... — До нее доходит. — То есть она и в самом деле так го­ворит?

Фонарик у него на лбу слегка покачивается.

— Так слухи до тебя дошли. Ты все уже знаешь. — Она качает головой, презирая себя. — А я еще надеялась тебя раскачать.

— Я всегда готов тебя выслушать.

— Мог бы сделать кое-что еще. То есть я понимаю, что ты не хочешь лезть в эти дела, но Грейс же охре- невшая психопатка. Она лезет в драку, а кого затянет в струю, ей плевать.

Лабин неподвижен, непроницаем.

— Я ожидал от тебя большего к ней сочувствия.

— Это как понимать?

— Никак, — жужжит он, выдержав паузу. — Но, что бы ты ни думала о поведении Грейс, ее опасения не со­всем беспочвенны.

— Брось, Кен. Война окончена. — Она принимает его молчание за согласие. — И зачем бы корпам начи­нать ее сызнова?

— Затем, что они проиграли.

— Это уже древняя история

— Было время, когда ты считала себя пострадавшей стороной, — напоминает он. — Сколько крови пришлось пролить, прежде чем ты сочла, что расквиталась до конца?