Бетанкур
Шрифт:
Мэрдок подробно рассказал Бетанкуру, как он добился абсолютной точности в работе паровых машин. Джон Рэнни похвастался, как ему пришла в голову смелая идея заменить в водяных мельницах деревянные колеса на стальные. Джозеф Брама показал новый строгальный станок для древесины и гидравлический пресс. Больше всего Бетанкура восхитило изобретение Генри Модели — каретка для токарного станка: с её помощью можно было нарезать резьбу болтов и фрезеровать зубчатые колёса.
После многолетней работы в Королевском кабинете машин в Мадриде, где Бетанкуру в основном приходилось иметь дело с макетами и чертежами, живая работа вдохновила его, намного расширив научный кругозор. В Лондоне Бетанкур занялся проектированием паровых машин и механической трансмиссией для очистки дна рек и каналов.
Драга Бетанкура была огромным шагом вперёд по пути технического прогресса. Он добился взаимодействия паровой машины с механическим приводом. Сразу несколько ковшей непрерывно углубляли дно фарватера канала или реки, выбрасывая песок или рыхлый грунт в специальные лодки, отвозившие отработанный груз на берег. За этот проект от Общества поощрения искусства, промышленности и торговли Бетанкур получил премию, затем два специальных приза от Королевского сельскохозяйственного общества в Лондоне, избравшего его своим почётным членом. Однако построить настоящую драгу в Англии испанскому инженеру так и не удалось. Плавучая землечерпательная машина осталась только в виде макета.
Позднее Бетанкур сделал несколько попыток запустить проект во Франции, затем в Испании, но нигде его смелый замысел не смог воплотиться. Осуществит он его только через шестнадцать лет в далёкой России! Но тогда в Англии об этом он даже не мог и помыслить. Землечерпалка, работавшая в пятьдесят раз эффективнее своих аналогов (она могла углублять дно канала до 7,5 метра), оказалась в Европе никому не нужной игрушкой.
ТРАГИЧЕСКИЙ ГОД
В 1795 году Бетанкур пережил сразу две трагедии. На Канарских островах, в возрасте семидесяти пяти лет, умер отец, а потом дочь, которой не исполнилось ещё и года. В один из дней девочку охватил жар. Срочно послали за доктором. Пришёл опытный, пожилой, очень рассудительный врач. Уже через два дня наступило заметное улучшение. Осмотрев ребёнка ещё раз, доктор заключил, что девочка окончательно спасена. Однако вечером ребёнок начал задыхаться и корчиться от страшных приступов удушья. Родители снова послали за доктором, но, когда он пришёл, всё уже было кончено. Ребёнок умер, а лицо Бетанкура превратилось в маску беспредельной скорби, пока острая душевная боль, обнажив ярость, не сорвала её. Анна ещё никогда в жизни не видела, чтобы взгляд мужа пылал такой неукротимой ненавистью. Он был готов спустить врача с лестницы, но жена опередила его. Зная вспыльчивый характер мужа, она бросилась ему на шею, зарыдав. Таким образом жизнь врача, по всей видимости, была спасена.
Несколько часов Бетанкур не отходил от трупика ребёнка: то садился на стул рядом с детской кроваткой, то бегал по комнате, то ложился на кушетку и успокоился только тогда, когда, выпив две пинты красного вина, заснул прямо за столом, с бутылкой в руках.
Когда он проснулся, девочку из комнаты с наглухо задёрнутыми шторами уже унесли. Несколько дней Августин не находил себе места, пока вместе с Бартоломе Суреда не уехал из Лондона в Бирмингем. Только работа помогла ему справиться с горем. Более чуткого и отзывчивого человека, чем Суреда, Бетанкур никогда не встречал.
БАРТОЛОМЕ СУРЕДА
В одном из писем Бетанкур напишет: «Были известны до моего последнего отъезда из Испании таланты рисовальщика и архитектора, которыми обладал уже упомянутый мной Суреда. Я предложил ему поехать вместе со мной в Лондон, пообещав ему оплатить из моего жалованья все его расходы. <…> Его прилежание было столь
В Лондоне Суреда овладел и двумя новыми способами гравирования тона в офорте — акватинта и акватипия. Суть первого сводилась к тому, что на печатную форму перед травлением наносилась кислотоупорная смола — канифольная, асфальтовая или пудра или порошок другого происхождения, они при нагревании печатной формы плавились и образовывали на поверхности доски покрытие. Таким образом сквозь мельчайшие расстояния между частицами металл протравливался на разную глубину. Такая технология позволяла при печати создавать на оттисках различные тональные плоскости, состоящие из множества точек; при этом размер гранул смоляного порошка или пыли (её дисперсность) сказывалась на фактурных и тональных характеристиках, что и было основной целью этого вспомогательного вида гравюры на металле. Акватинтные пятна позволяли достигать чрезвычайно сильных эффектов в самом широком диапазоне, зависящем от величины, формы и разрежённости протравленных углублений.
Акватипия — техническая разновидность гравюрной печати, основанная на применении обезжиренной (водяной) краски. В оттиске акватипия часто напоминала акварельный рисунок. В конце XVIII века в Испании эти новые технологии были абсолютно неизвестными. Бетанкур познакомился с ними впервые в мастерской художника Жана Оноре Фрагонара во Франции, а затем в Англии попросил Суреду обратить на них внимание.
В 1797 году, вернувшись из Лондона в Мадрид, по просьбе Бетанкура Бартоломе Суреда обучил новым европейским технологиям гравировки по металлу Франсиско Гойю. Уже через год великий испанский художник создаст свою знаменитую серию офортов «Капричос». Не находившая в Европе до самого конца XVIII столетия применения акватинта благодаря гению Франсиско Гойи переживет самую настоящую революцию. Неожиданно все увидят, что с её помощью можно добиться новых выразительных возможностей офорта.
Гойя дал толчок новому, по-настоящему творческому пониманию широты цветовых возможностей акватинты. Мастер использовал сочетание основных рисующих качеств травленого штриха и сухой иглы с лаконичными, разной насыщенности плоскостями. Значительно позднее художник обратился ещё несколько раз к этой технике. Помимо знаменитых «Капричос», в ней у него будет создана серия офортов «Деспаратес» (1814—1819)? «Тавромахия» (1815), «Бедствия войны» (1810—1820) и другие работы. Так благодаря ученику Бетанкура Бартоломе Суреде Франсиско Гойя стал блестящим офортистом. Художник детально разработал систему новых приёмов: их выразительность строилась на гармонии лаконичных глубоких штрихов и больших локальных однородных пятен акватинты. Испанский живописец был одним из первых, кто начал применять строгую, но живую и экспрессивную линию и глубокие по тону, структурно насыщенные протравленные плоскости, когда формирование объёма не входило в задачи штриха, а лишь контурно поддерживало большие, тонально активные «заливки».
В благодарность за помощь Франсиско Гойя в 1804 году написал великолепный портрет Бартоломе Суреды. Сегодня он — один из шедевров Национальной художественной галереи в Вашингтоне. В том же музее находится и портрет жены Суреды Терезы Шапрон, молодой француженки. Её портрет Гойя начал писать в 1804 году, а закончил только в 1806-м.
Впоследствии Бартоломе Суреда станет директором Королевской фарфоровой фабрики в Буэн-Ретиро, потом Королевского суконного производства в Гвадалахаре, затем — завода керамики в Монклоа. В год смерти Бетанкура он получит должность директора знаменитого Королевского завода по изготовлению хрусталя в Ла-Гранха-де-Сан-Ильдефонсо в Сеговии.