Без гнева и пристрастия
Шрифт:
— Спасибо, — кивнул я, пододвинул к себе телефонный аппарат и позвонил в контору Брига. — Поговорил? — спросил, когда меня соединили с медиатором.
— Действуй, — разрешил Алекс.
Я кинул трубку на аппарат и взглянул на хронометр.
— Пора закругляться, пожалуй, — решил, поднимаясь из-за стола. — Продолжим завтра.
— Еще немного поработаю, — заявил Алан. — Просмотрю протоколы. Возможно, мы что-то пропустили. Ничего, если позвоню тебе вечером?
— Собираюсь заскочить в боксерский зал. — Я написал телефонный
— Хорошо.
Но в боксерский зал, как бы сильно ни хотелось сбросить напряжение, по понятным причинам я не пошел. Через четверть часа я стоял на площади перед мэрией, курил и обдумывал предстоящий разговор.
Больше, конечно, курил; ничего путного в голову не шло.
Намереваться допросить одного из наиболее влиятельных членов городского совета втайне от непосредственного руководства — затея не из лучших. А уж когда из фактов — лишь невнятные слова человека, который в случае очной ставки будет все отрицать, — можно заранее писать заявление на увольнение по собственному желанию.
Вся надежда — на покровительство мэра да благоразумие советника. На чудо, если называть вещи своими именами.
Выкинув окурок в урну, я поднялся на крыльцо, прошел в вестибюль мэрии и продемонстрировал охраннику служебный значок.
— Вам назначено? — уточил крепкого сложения парень в неброском сером костюме, нисколько не впечатленный видом жетона.
Мэрия находилась под охраной сыскного агентства Лазаря Гота, и поскольку его сотрудники городской полиции не подчинялись, пришлось назваться.
— Специальный комиссар Грай, к советнику Гардину, — объявил я с нескрываемым раздражением.
Дежурный клерк за стойкой раскрыл журнал регистрации и повел пальцем по строчкам. Наконец отыскал мою фамилию и подсказал:
— Третий этаж. Налево и до конца коридора.
— Проходите, — разрешил тогда охранник.
Я поднялся по лестнице и без стука прошел в приемную советника.
— Специальный комиссар Грай, — представился, сняв шляпу.
Строгая на вид тетечка средних лет оторвалась от ретуширования листа с машинописным текстом и указала на шкаф:
— Можете оставить верхнюю одежду.
Я повесил плащ на плечики, тогда секретарша поднялась из-за стола и открыла дверь кабинета.
— Проходите.
Я прошел, недоуменно огляделся и развернулся к невозмутимой тетке.
— А советник?
— К сожалению, у советника возникли неотложные дела, — как ни в чем не бывало, заявила секретарша. — Он оставил для вас записку.
Стараясь не выказать собственного замешательства, я подошел к рабочему столу советника и вопросительно обернулся.
— Берите, — подтвердила секретарша.
На листке были выведены всего четыре слова:
«Не располагаю полезной информацией».
— На словах советник
— Нет.
— Очень интересно, — выдал я с многозначительным видом и покинул кабинет.
Секретарша прикрыла дверь и вернулась на рабочее место; я спокойно оделся и спустился на первый этаж. Миновал пост на входе, сунул руки в карманы плаща и встал на крыльце. Закурил, прикрывая спичку ладонью от разгулявшегося ветра, и покачал головой.
Без гнева и пристрастия. Ха!
После сбежал по ступенькам, зашагал через площадь и махнул рукой, заметив медленно катившее по дороге такси.
— Знаешь бар «Черная пинта»? — спросил я, усаживаясь рядом с водителем.
Таксист знал.
— Поехали.
Движок рыкнул, автомобиль дернулся и, резко набрав скорость, перестроился во второй ряд. Мимо понеслись темные тротуары, яркие витрины и редкие пятна освещенных окон; я откинулся на спинку и закрыл глаза.
На душе было неспокойно.
Никак не удавалось решить для себя, по какой причине не захотел встретиться со мной советник. Желает что-то скрыть или решил продемонстрировать собственную значимость? А что, если он и в самом деле имеет отношение к убийству Шарлотты? Ведь таким образом он мог вывести из игры и мэра, и наиболее серьезного конкурента на досрочных выборах! Советнику Ли убийство племянницы еще аукнется…
Заметив вывеску с обвивавшей чашу змеей, я попросил таксиста остановиться, рассчитался по счетчику и выбрался на тротуар. Прошел в аптеку и кинул на прилавок мятую пятерку.
— Разменяйте четвертаками, — попросил кассира.
Тот отсчитал стопку мелочи; я сгреб ее в горсть, отошел к висевшему на стене телефонному аппарату и набрал контору Брига, но трубку на том конце провода никто не снял. Тогда вернулся к прилавку и продемонстрировал служебный значок.
— Надо выйти через черный ход.
Кассир кликнул фармацевта, и меня выпустили через служебный вход в глухой дворик с ржавыми воротами, пока еще не запертыми.
Избавившись таким образом от возможной слежки, я зашагал со двора, прямо на ходу составил четвертаки в увесистую колбаску и обернул ее носовым платком. Затянул, с усмешкой взвесил в руке и решил, что лучшего аргумента в предстоящем разговоре мне не найти.
Две тысячи? Шесть сотен?
Вот уж нет! Фотограф получит ровно двадцать четвертаков, и ни монетой больше. И то получит разве что во временное пользование…
Ненавижу шантажистов. Ненавижу растлителей малолетних. А уж когда это один человек! Дать бы делу официальный ход…
Ну да Жоржу и так мало не покажется.
Оттянув рукав плаща, я посмотрел на хронометр и ускорил шаг. Было уже без четверти восемь, а в таких делах лучше прийти чуть раньше, нежели опоздать. Не хотелось бы потом его по окрестным кабакам выискивать. Другие планы на вечер.