Без изъяна
Шрифт:
– Где ж ты такой мошной разжился?
– Кому сказано - вопросов не задавать?
– перебил злыдень.
– Где взял, там не убудет. Так что прячь находку - и хватит о ней. Пойдем лучше щучью голову рушить. Щука тебя куснула, теперь ты ее кусни.
Пахомова бричка объявилась на следующий день к вечеру. Палей, готовясь к будущему сенокосу, отбивал во дворе косу. По железному стуку Пахом и отыскал должника.
– Доброго здоровьица, Пахом Авдеич, - как всегда первым поздоровался Палей.
– И
– Приготовил, Пахом Авдеич.
– То-то! А говорил: поиздержался, голодной смертью помираем… Строгости с вами надо больше, тогда все найдется. Давай, неси долг.
Палей достал из-за пазухи кошель, развязал, начал отсчитывать гривенники, но вдруг увидал, как исказилось лицо кулака. Пахом Ав-деич покраснел, что рак в кипятке, и беззвучно разевал рот, силясь что-то сказать.
– Да это же мой собственный кошель… - наконец просипел он.
– Я гадаю, где он запропал, а это ты его украл!
– голос прорезался все громче, звучней, пока не загремел в полную силу: - Попался, ворюга! Я те покажу, как красть!
– Свят крест, не крал!
– взмолился Палей.
– Рассказывай кому другому! Там и метка моя есть. Щас я тебя в полицию, каторжна морда, они мигом узнают, как ты не крал!
Куваротов вырвал кошелек, ухватил окончательно потерявшегося Палея за шиворот.
– А ну пошли к мировому!
– Руки не распускай!
– проскрипел тонкий словно крысиный голос.
Пахом Авдеич обернулся и увидал злыдня. Зеленомордый выплясывал на перевернутой кадке, в которой по осени рубили крошево. Махонький кулачишко грозил мироеду.
– Это я твой кошель спер, понял? Может, ты и меня в кутузку потащишь? Да я тебя сейчас на вилы и в смоляной котел!
Злыдень спрыгнул с кадки, ухватил преогромные вилы-тройчатки, замахнулся на Пахома. Тощей фигурки не было видно из-за рукояти, казалось, будто вилы сами нападают на мироеда.
– Беси! Беси!..
– Пахом Авдеич пятился, судорожно открещиваясь. Он бы и вовсе кинулся наутек, но выход из двора перегородили вилы-самоколы, так что оставалось искать спасения в пустом свином закуте.
– Беси на небеси, а меня не беси!
– орал злыдень.
– Я, знаешь, кто? Я страх преисподний! То-то! Я у Палея Иваныча в работниках служу, что он велит, все ему притаскиваю, а ты на моего хозяина хвост задирать вздумал?
На самом деле хвост был задран у одного злыдня, а Куваротов, даже будь у него хвост, вовсе его поджал бы.
Окончательно загнав кулака в свиной закут, злыдень малость угомонился.
Вилы бросил, сам вскочил на загородку, поглядел сверху вниз на трясущегося Пахома Авдеича.
– Ладно, на первый раз прощаю. Понял теперь, как против моего хозяина переть?
Куваротов тряс головой, не то соглашаясь, не то просто от страха.
– Боится - значит, уважает, - постановил злыдень.
– А что, Пахом, живешь ты богато?
Пахом продолжал трясти головой.
Злыдень сел на край загородки, свесил ноги вниз, пощелкал копытцами и задумчиво сказал как бы самому себе:
– Может, мне к тебе в работники переметнуться? Харч у тебя, всяко дело, получше. Опять же, ты не как Палей, молоко у тебя свое, крупа на кашу своя, значит, за каждой мелочью гонять не будешь…
– Что платы потребуешь?
– спросил осмелевший Куваротов.
– Ничего. За харчи стараться буду, пока ты меня сам не прогонишь.
– Что значит: «притаскиваю, что он велит»?
– подозрительно спросил Пахом Авдеич.
– То и значит, - честно ответствовал злыдень, - молока ему приволок, мальчишку кормить. Курицу жареную с барского стола. Овса семенного две рогожи. Овес, правда, получился с изъянцем, мыши его попортили. С кошельком тоже шкода вышла: бывший хозяин объявился…
– Как это - бывший?!
– поднял голос Куваротов.
– А вот так. Хочешь, чтобы мои дела для тебя имели силу, ты и прежние в силе оставь. Так что чужой кошелек верни, не хапай попусту.
Куваротов крякнул, но вытащил кошелек и во злобе кинул его в остатки свиного навоза, невыгребленные из закута.
– Подавись!
– Экая шкода получается, - притворно вздохнул злыдень, - знать, и тебе то же будет. Сказки-то слушал во младенчестве? Ну да теперь делать нечего. Палей, подбери кошелек да приглашай гостя в избу. Ты, Пахом Авдеич, расписку-то с собой взял?
– Какую?
– немедленно проникся подозрительностью Куваро-тов.
– Палееву расписку. Что, мол, должен он тебе чего-то, чего не брал.
– Как это не брал?
– возмутился Куваротов.
– Ну, может, чего и брал, но отдавать-то ты велел с лихвой.
– Это не твое дело!
– Как раз мое. Лихва - грех смертный и, значит, по моей части проходит. Но ты не тревожься, я тебя от этого греха ослобоню. Пошли в избу, да перо с чернилами захвати, у тебя в бричке есть, я знаю.
В избе Куваротов достал давнишнюю расписку Палея, перо и медную чернильницу, которые всегда носил с собой.
– Пиши, - продиктовал злыдень.
– Я, такой-то, имярек, получил с такого-то долг сполна…
– Погодь, я же еще ничего не получил!
– А ты и не получишь. Ты, главное, пиши, а долг получать вовсе не обязательно.
– Да как же это - необязательно?
– возопил Куваротов.
– Экой ты непонятливый, - снисходительно объяснил злыдень.
– Я-то вижу, ты мне уже работенку придумал подходящую. Но для этого надо, чтобы прежний хозяин меня отпустил. Верно говорю, Па-леюшка?
– Да я тебя не держу, - неуверенно произнес Палей.