Без маски
Шрифт:
Хьелль Холм ответил:
— Ни я, ни моя жена не заметили вас.
В то же мгновенье он почувствовал, что лучше всего было бы сказать коммерсанту всю правду: он не желает иметь ничего общего с квислинговцами. Но он не решился это сделать.
Человек чуть подался назад и окинул Холма презрительным взглядом.
— Я ничего не имею против вас, господин Холм, — сказал он. — Я знаю, что вы никогда не интересовались политикой. Но всё-таки, смотрите, не слишком злоупотребляйте нашим терпением. Чаша может переполниться! Мы, знаете ли, далеко не всё можем стерпеть,
Он резко схватил шляпу и ушел. Хьелль Холм продолжал стоять, охваченный мучительным чувством, что он до некоторой степени совершил предательство. Он вел себя еще более недостойно, чем те, которых он так презирал…
Вскоре вся контора заметила его презрение к сослуживцам и недоверие к их болтовне. Холма начали сторониться, ему перестали доверять.
Однажды к нему подошла фрёкен Олсен. Прищурив глаз, она сказала:
— Я человек прямой и потому спрашиваю вас без обиняков: вы доносчик?
Тут Холма взорвало. Он вскочил и стукнул кулаком по столу:
— О чем это вы спрашиваете? Все вы — жалкие болтуны, не способные ни на одно серьезное дело! Вы…
— Да как вы смеете? — На щеках фрёкен Олсен выступили красные пятна. Глаза за стеклами очков гневно сверкали.
— Вон отсюда! — почти закричал он и рывком открыл дверь.
Она негодующе проплыла мимо него, но в дверях обернулась и с бешенством произнесла:
— А всё-таки вы не ответили на мой вопрос. — Она с силой захлопнула дверь. В это время показался Йоргенсен.
Холм взял себя в руки и, дружески кивнув ему, спросил:
— Есть ли сегодня какие-нибудь новости?
— Не знаю, — холодно ответил Йоргенсен.
Но ведь Холм видел, как перед этим Йоргенсен что-то оживленно рассказывал другим.
Стало быть, Йоргенсен солгал ему. Они решили держаться подальше от него? Холм наклонился над столом и сжал голову руками.
Он снова вспомнил о своем соседе Гранстрёме. Слежка за ним продолжалась. Всё тот же человек, ведя на поводке английского сеттера, часто прогуливался перед их домом и сопровождал Гранстрёма в поезде, по пути в город, в контору.
Погруженный в свои мысли, Холм не заметил, как к нему вошел Хойг. Этот молчаливый человек редко вступал с ним в какие-либо разговоры. Но теперь он неожиданно заговорил:
— Не принимайте слишком близко к сердцу все эти неприятности, Холм. Эти люди много говорят, но мало кто из них оказывает настоящую помощь отечественному фронту.
— Я больше не могу! — выкрикнул Холм, закрывая лицо руками. — Я точно в заколдованном кругу. Мне кажется, что я самый трусливый и жалкий из них всех.
Сочувствие Хойга сменилось плохо скрытым презрением. Он переменил тему разговора.
— Вот бумаги на подпись, — сказал он холодно и направился к двери.
— Погодите! — сказал Холм дрожащим голосом.
Хойг остановился, изумленно глядя на Холма.
— Я хочу сообщить вам кое-что? — Холм открыл дверь и осторожно выглянул в коридор.
— Я не расположен выслушивать ваши признания, Холм, — презрительно ответил Хойг. — Позвольте мне пройти.
— Это касается Гранстрёма, — сказал Холм.
Хойг резко обернулся.
— Что с ним случилось? — тихо прошептал он.
Холм рассказал обо всем, что он видел. Волнение Хойга всё росло, на щеках выступил яркий румянец.
— Дальше, дальше! — торопил он. — Ближе к делу, к черту ваши нервы и переживания!
Когда Холм окончил свой рассказ, Хойг прерывисто зашептал:
— Послушайте! Вы живете в одном доме с Гранстрёмом. Ему легко будет пройти к вам в квартиру незамеченным. Не можете ли вы принести от него пакет? Он сейчас далеко, в шхерах, и вернется домой только к утру. Вы передадите мне пакет в поезде. Я буду вас ждать. За Гранстрёмом следят. Возможно, я тоже на подозрении. Вас же заподозрить никому и в голову не придет.
Холм кивнул. Ему казалось, что только сейчас он вздохнул свободно. Он сказал:
— У меня есть маленькая моторная лодка. Гранстрём может выйти через мой подвал, оттуда всего метров десять до пристани. Ему останется только прыгнуть в лодку, и переправиться через залив. Это займет у него минуты две-три, между тем как самый быстрый велосипед не сумеет обогнуть бухту быстрее чем за пятнадцать минут. Но я ставлю одно условие: он подождет, пока я уйду из дому и буду в полной безопасности.
Хойг с благодарностью протянул Холму руку:
— Вы даже не представляете, какую огромную помощь оказываете нам. Только бы всё сошло благополучно! Если мы останемся живы, то не забудем вас после войны, Холм. Прощайте, у меня еще много дел.
В эту ночь в доме Холма никто не спал. Сульвей лежала, устремив глаза на закрытую дверь, и прислушивалась. Но из кухни не доносилось ни звука. Холм сидел у окна, пристально глядя из-за занавески на улицу и ожидая прихода Гранстрёма. Холм был совершенно спокоен. Едва забрезжил рассвет, он стал натягивать пальто. Он уже был совсем готов, когда к дому подъехало такси. Из него выскочил Гранстрём и бросился к двери. Всё произошло в течение нескольких секунд. В то время, как Гранстрём с пакетом в руках входил в кухню Холма, в дверь квартиры Гранстрёма уже ломились четыре нациста.
— Быстрее! — крикнул Гранстрём, хлопнул Холма по плечу и убежал по черной лестнице, ведущей в подвал.
Холм двигался словно во сне. Он сунул пакет в сумку и быстро вышел из дому. Садовая ограда скрыла его от четырех гестаповцев, барабанивших в дверь квартиры Гранстрёма. Холм вышел на шоссе. Мимо проезжал автомобиль. Холм стал посреди дороги и улыбаясь поднял руку. Машина резко затормозила, он быстро сел рядом с шофёром и сказал:
— Поезжайте как можно быстрее!
Шофёр и сидевшие в машине пассажиры прислушались. Грохот в квартире Гранстрёма был слышен на всю улицу. Взглянув на Холма, шофёр погнал машину на предельной скорости. Через некоторое время они достигли станции. Поезд уже отходил от платформы. Холм вспрыгнул на подножку и побежал по вагонам. В одном из них он сразу увидел и Хойга и человека с английским сеттером. Тот стоял, разговаривая с двумя рослыми парнями.