Без маски
Шрифт:
Сталлер состроил гримасу. Ему хотелось, чтобы дело сошло с рук как можно благопристойней.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал он. — А как же мы теперь пронюхаем, на какую фирму делать ставку, на «Old Dock» или «Palmer Ship».
— Послушай-ка, — сказал Кран, устроив свое костлявое тело в глубоком кресле. — Обе эти фирмы сцепятся между собой. Тот, у кого будут в руках акции нужного общества, заработает триста-четыреста процентов за несколько дней.
— А другие? — спросил Сталлер.
— Они, очевидно, потеряют столько же, — усмехнулся Кран. — Сегодня же вечером я поеду в Копенгаген и отыщу Хумлена. У него на редкость хорошие и надежные деловые связи.
— Я же не идиот, — внезапно вспылил Сталлер.
— С чем и поздравляю, — невозмутимо заявил Кран.
— А теперь пошли.
Кран на цыпочках подкрался к дверям и снова неожиданно распахнул их, а Кнютсен в это время так неловко держал газету, что уронил ее. Сейчас он еще больше, чем обычно, походил на барана. Когда компаньоны проходили мимо Кнютсена, Кран состроил конторщику гримасу. Кнютсен стоял, сконфуженно усмехаясь, и вид у него был такой, словно он изо всех сил старается проглотить свой кадык. Но услышав шум спускавшегося вниз лифта, он приободрился и даже развеселился, будто первым пришел к финишу после соревнования в беге на пятьсот метров. Ведь и здесь речь шла о своего рода решающем пробеге. Кнютсен прекрасно понимал, что вся эта история означала конец не только его карьеры в конторе этих мошенников, но, быть может, конец самой фирмы «Импорт и экспорт». Он остановился в распахнутых настежь дверях кабинета и оглядел приемною. Вытащив из кармана связку ключей и какой-то странный инструмент, напоминавший отмычку, он вошел в кабинет.
Прошло несколько дней. Всякому бросилось бы в глаза, что Сталлер был необычайно взволнован. Каждые пять минут он появлялся в дверях кабинета.
— Это не посыльный с телеграфа? — кричал он.
Такая история повторялась изо дня в день, а кончилась тем, что стала действовать на нервы и Кнютсену. По мнению Сталлера, вид у конторщика был весьма смущенный. Шеф в глубине души то и дело посылал к чертям этого «застенчивого подлеца».
Телеграмма пришла на третий день, как раз тогда, когда Сталлер находился в приемной. Он расхаживал там взад и вперед, прерывая это занятие лишь для того, чтобы взглянуть в окно — не идет ли посыльный. Сталлер вскрыл телеграмму. Потом он быстро прошел в кабинет, захлопнул за собой двери, запер их и, усевшись за письменный стол, протер глаза и перечитал телеграмму. Время для него остановилось. Шумело в голове, да и в кабинете стоял какой-то страшный шум. Выходит, что Крану всё же удалось разнюхать это дело… «Приветом Одд» — было написано в телеграмме. Сталлер схватился за сердце. Теперь надо действовать как можно быстрее, распорядиться всем кредитом и… Сталлер выпрямился за своим письменным столом и взялся за телефонную трубку. С этой минуты телефонная трубка фирмы «Импорт и экспорт» извергала огонь и пламя. Без конца приходили и уходили разные посетители. Это были несколько подозрительные, но хорошо одетые личности. Потрепанные жизнью, с усталыми глазами и красными опухшими лицами типа «видал лучшие дни», они испытующе присматривались к окружающей обстановке. Вечером неожиданно пожаловал еще один такой субъект. Потом еще и еще… Сталлер совсем измотался. Но в один прекрасный день все дела были наконец закончены. Оставалось купить билеты и немедленно исчезнуть, как только вернется Кран. Следовало поторопиться. Выражение глаз Сталлера смягчалось, когда он думал об этом дельце, которое им удалось провернуть столь удачно.
Через несколько дней рейсовым самолетом вернулся Кран. Сталлер сидел в кабинете, откинувшись на спинку стула. Перед ним стояла наполовину опорожненная бутылка шампанского. В стакане тоже слегка искрилось шампанское. Ароматный дымок дорогой сигары медленно поднимался к потолку. Яркие блики солнца плясали на великолепной картине, купленной на каком-то подозрительном аукционе. А может, ее взяли под залог у какого-нибудь «друга».
Кран остановился в дверях, разглядывая Сталлера. Тот вскочил со стула, с распростертыми объятиями бросился навстречу компаньону и обхватил обеими своими жирными руками костлявые кулаки Крана.
— Добро пожаловать, — взволнованно сказал Сталлер. — От всего сердца добро пожаловать. Здесь всё в порядке; в полном порядке, лучше и быть не может! Но… что с тобой?.. Ты болен?
Кран фыркнул.
— Я не болен, — злобно сказал он. — В животе у меня пусто… А уж о том, чтобы заложить за галстук, как некоторые другие, и говорить не приходится. Получай обратно доверенность!
Кран бросился на стул, сдвинул шляпу на затылок и буквально заскрежетал зубами. Он не мог успокоиться: путешествие самолетом стоило так дорого! Да еще деньги, которые ему пришлось выложить из собственного кармана в Копенгагене. Ну уж и Сталлеру тоже придется раскошелиться на кругленькую сумму. Да, кругленькую…
— Итак, ничего не вышло, — изрек он, наконец, с тяжелым вздохом, не обратив ни малейшего внимания на то, что выражение лица его компаньона, только что благодушно распивавшего шампанское, резко изменилось.
— Не вышло? — повторил дрожащим голосом Сталлер. — Не вышло? — завопил он. — А телеграмма? Послушай, ты!
— Телеграмма? Какая телеграмма? — злобно переспросил Кран.
— Вот эта! — взвизгнул Сталлер, размахивая телеграммой перед самым носом медленно поднимавшегося Крана.
Кран прочитал телеграмму и вытаращил глаза. Всё его костлявое тело страшно напряглось.
— Я не давал никакой телеграммы! — в отчаянии воскликнул он. — Что ты наделал? Скотина, разве ты не читал утренних газет? Надо было ставить на фирму «Palmer Ship», а к этой бумажке я не имею ни малейшего отношения! Ни малейшего! Ни малейшего!
Сталлер в изнеможении откинулся на спинку стула.
В дверь постучали, и вслед за этим просунулась голова очень унылого и, как всегда, сконфуженного Кнютсена.
— Извините, — заикаясь промямлил он. — Не приносили ли тут на днях для меня телеграмму? Хе-хе, извините…
Оба мошенника взглянули друг на друга. С минуту в кабинете царило молчание. Потом Кран молча протянул телеграмму этому конфузливому дураку, который, жалобно икая от душившего его смеха, одобрительно кивал, знакомясь с содержанием телеграммы.
— Это ваша? — прошептал Кран.
Кнютсен радостно переступил с ноги на ногу и конфузливо икнул.
— Да, да, да. — Смех бурлил в его горле.
— Что это значит? — спросил Кран, зажав в кулаке какую-то статуэтку.
— Это, — икнул Кнютсен, — это значит, что мой брат Одд будет участвовать в соревнованиях на первенство страны по футболу.
— Вон! — завопил Кран и поднял тяжелую статуэтку. — И чтобы ноги вашей здесь никогда не было… Вы… вы… вы…
Кнютсен в ужасе отступил назад и, спотыкаясь, поспешил к выходу. Но, собираясь закрыть за собой двери, он вдруг преобразился. Перед ними стоял молодой человек, в глазах которого не было страха, отнюдь нет. Глаза его были холодны и светились ненавистью.