Без названия. Книга 2
Шрифт:
Борис испугался не на шутку. Если в твоей власти находится человек, полностью, безоговорочно, то это дает огромные возможности. Но он не хотел пользоваться никакими возможностями. Он хотел находиться с ней рядом, слышать ее голос, видеть ее. А как хотелось обнять, поцеловать… Не пользоваться своими желаниями – легко сказать!
Мария рассматривала себя в зеркало. В дверь комнаты легонько постучали – мама.
– Машенька! – она недоумевающе смотрела на полураздетую дочь.
– Прости, мама. – Мария поспешила одеться.
– Что-то случилось?
– Ничего худого.
– Почему
– Нет, что ты, мама. Он хороший, замечательный, правда. Это я, вероятно, слишком плоха для него. – Мария подавила вздох и отвернулась к окну, чтобы мать не увидела навернувшихся слез.
– Машенька, с чего ты взяла…
– Мама, я уродина?
– Нет.
– Хотя зачем я спрашиваю. Ни одна мать не скажет своему дитя, что он урод.
Девушка села на стул, опустив плечи…
Когда Борис пришел вечером того же дня, ему открыла не Мария – матушка. Они поздоровались, и матушка пригласила его на кухню.
– Присаживайтесь.
Борис по виду встревоженной матери понял – что-то не так.
– Маша здорова?
Матушка кивнула головой.
– Борис, у вас есть родственники?
– Да. Мать и сестра.
– Хорошо. Вы с Машенькой все здесь да здесь. Может, съездите куда-нибудь – к друзьям или родственникам?
Матушка смотрела на мужчину, грустно улыбаясь.
– Машенька считает себя уродкой. Сегодня я застала ее перед зеркалом – она рассматривала себя и осталась недовольна.
Борис сжал кулаки, даже стукнул по столу пару раз.
– Скажите, а когда пост закончится? – зло спросил он, хмуря брови.
– Через четыре недели.
– Дьявол! – Он снова стукнул по столу.
Вошла Мария.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Он посмотрел на нее и остался недоволен собой: бледная, видно, плакала. Дьявол! Дьявол! Когда она села за стол, начал пристально ее рассматривать. Она смутилась еще больше, даже пошла красными пятнами.
– Дмитрий Александрович дома?
– Да, – в один голос ответили женщины.
Человек предполагает, а Бог располагает. Эту поговорку знает каждый. Она проговаривается человеком скорее по инерции, нежели по понятию всей глубины ее смысла. Он тоже предполагал, как станет жить со своей женой, сколько детей у них будет, как она будет ждать его, как он научит ее руководить собой. Ничему из предположений не суждено было воплотиться в жизнь. А ведь его предупреждали: не делать выбора между ним и ее верой и не подвергать себя опасности. Вера. Она осталась с ней до конца. До самого последнего вздоха.
Смерть всегда неожиданна, даже если умирает тяжелобольной или старый человек. Она неожиданна, хотя человек, лукавя, говорит, что готов к ней, что думал о ней, предполагал ее приход. Ничего подобного. Где-то, наверное, имеется свиток, в котором указаны даты ее прихода ко всем людям. Хорошо, что мы не знаем этой даты. Плохо, что мы не знаем этой даты. Человек переходит в другой мир с мыслями о мире этом.
Теперь она была красавицей. Она всегда была красавицей. Борис все еще держал ее на руках, не чувствуя усталости, боли. Он находился вне времени и пространства. Какие-то люди сновали вокруг него, но он их не слышал. Кто-то попытался забрать ее у него – не отдал. Он все смотрел на нее – зачем она уснула
Черная пустота затягивала… Не различая дороги, не понимая, где он, в каком мире, что он сам такое, Борис не знал – жив он или нет. Сознание вернулось лишь тогда, когда увидел перед собой черноту – слава всевышнему, пришла и за ним. Нет, ошибся. Он разочарованно осмотрел – всего лишь ряса, а не костлявая.
– Борис, нам надо поговорить.
Дмитрий Александрович прошелся по комнате, заложив руки за спину. На лице боль утраты, она теперь навсегда поселилась там. Ему предстояло самое трудное: попробовать убедить атеиста в правильности выбора Бога, хотя в последние несколько дней он и сам был на грани отвержения веры.
– Я в первый наш разговор был с тобой не совсем честен. Наверное, мне хотелось думать, что если утаю это от тебя, то смогу обмануть смерть, но ее обмануть нельзя.
Машенька наш последний ребенок и единственная дочь. Сказать, что мы ее очень любили – ничего не сказать. Как с женой мы хотели, чтобы у нее сложилась судьба, чтобы она была счастлива. Она и была таковой, потому что, во-первых, обладала верой, а во-вторых, смогла полюбить и ушла, не растеряв своих чувств.
Когда она родилась… У нас тогда жила одна слепая женщина. Деваться ей было некуда, вот и осталась при нас. Она никого не докучала – все больше молилась, иногда ночевала в церкви. Так вот, когда родилась Мария, она взяла ее на руки и сказала, что у девочки дар, что девочка будет разговаривать с Богом. Мы были рады. Что может быть плохого в том, что дитя станет верить… а перед смертью женщина еще сказала: Мария не доживет до двадцати лет, если не уйдет в монастырь. Мы ничего не сказали дочери. Когда ей исполнилось двадцать – словно камень с души свалился. Это было в тот день, когда ты впервые встретился с ней. Женщина не ошиблась. Нам ничего не остается, как покориться…
– Покориться?! Покориться!!! Да вы сумасшедший. Как можно покориться смерти дочери! Как мог Бог допустить, чтобы она, настолько верящая в него, умерла!
– Она ушла к нему.
– К нему? К кому ему? БОГ! Его не существует! И если раньше у меня были некоторые сомнения, что возможно, на какую-то долю… он все-таки есть, то теперь… Я отрекаюсь от вашего Бога! Скорее я поверю в Дьявола!
Его глаза стали черными, словно смерть поселилась в них. Батюшка в ужасе отшатнулся от него – это не человек – ничего человеческого сейчас в его облике не было.
– Я ведь решил измениться… избавиться от пороков… глупец…
– Отказываясь от него, ты отказываешься от нее, потому что она верила в него безоговорочно.
– Она и в меня верила безоговорочно, но, вероятно, две безоговорочные веры не могут ужиться в одном человеке. Она выбрала его. Что ж, будь он во плоти, я мог бы попробовать одолеть его. А так… Мои шансы равны нулю. Замечательно. Я отпускаю и проклинаю… Да! Проклинаю. Она заставила поверить меня в лучшего меня… Ха-ха… Я не был и никогда не буду хорошим…