Без покаяния. Книга вторая
Шрифт:
Бритт недоверчиво взглянула на него.
— Думаешь, его это не затронет, не огорчит?
— Нет, это не совсем то, что я имел в виду.
— А что ты имел в виду?
— Послушай, к чему этот разговор?
— Но мы не можем вообще избежать его.
— Не обо всем, что случается, следует распространяться.
— Что ты имеешь в виду?
Рукой, в которой держал стакан, он указал на портрет.
— Посмотри на Энн с ее розой. Посмотри на эту розовую вазу на каминной полке. Ты знаешь что-нибудь о розах? Нет? У римлян она считалась священным цветком, они с особой значительностью называли розу божеством молчания. Гирляндами роз декорировали свои гостиные, и все сказанное там, под розой, должно было сохраняться в тайне. Все, что случилось сегодня, вообще все, что происходило в этом доме долгие годы, происходило тайно — под розой.
— Но как ты посмотришь в глаза Энтони? — спросила она.
— А как бы я стал смотреть себе в глаза, если бы не сотворил с тобою любви?
Бритт покачала головой. Элиот обнял ее.
— Ты полюбишь меня, Бритт?
— Я испытываю к тебе сильное влечение, очень сильное. Все эти дни я ни о чем, кроме тебя, не могла думать…
Улыбка коснулась его губ.
— Но любишь ли ты меня?
Она опустила глаза.
— Возможно, я близка к этому. Но все произошло так быстро. Еще неделю назад Энтони был для меня единственным мужчиной в мире.
— А я полюбил тебя еще в Индии. Правда, тогда не отдавал себе в этом отчета. Но сейчас, когда ты снова вошла в мою жизнь, это стало непреложной истиной.
— Тебе легче, Элиот. Ты в разводе.
Он наклонил голову и поцеловал ее.
— Дай мне неделю, — прошептал он. — Только эту неделю.
Ночь они провели в спальне Элиота. Бритт спала неспокойно, дважды просыпалась от какого-то неясно-зловещего сна. Неудивительно, что угрюмые мысли встретили и ее утреннее пробуждение. Она слышала, что Элиот в ванной, и ожидала его возвращения. Когда он вернулся, она обняла его, испытывая к нему необыкновенную нежность. Они лежали в постели нагими, чего у нее никогда не было с Энтони. Не прошло и минуты, как она почувствовала сильное возбуждение. Не в силах больше ждать, она поднялась и, встав над ним на корточки, медленно опустилась, приняв в себя всю мощную напряженность его желания. Руки его ласкали ее груди…
Сейчас все произошло гораздо полнее, без того волнения, что сопровождало их первое соитие. К завершению они пришли вместе. И на этот раз ее ощущения невозможно было сравнить ни с чем изведанным ею доселе. Все произошло так внезапно и сильно, что, оказавшись на грани потери сознания, она чувствовала, что умирает. Потом они лежали рядом, и он, приподнявшись на локте, целовал ее лицо и вспухшие губы.
— Боже, Боже… — только и смогла пробормотать она.
Какое-то время они даже не замечали, что в комнате холодно, пока наконец Элиот не натянул на них одеяло. За окном уже совсем рассвело, когда они оба очнулись от блаженной полудремы.
— Бритт, а не поплавать ли нам под парусом? — спросил он. — Разве это не лучший способ начать день? Правда, хотелось бы, чтобы никто больше не потянулся за пролетающей чайкой.
— Элиот, ты сумасшедший.
— А потом примем горячий душ и напьемся кофе.
Когда они вышли к берегу, над гладкими водами реки вставало большое оранжевое солнце, окутанное легкой сиреневой дымкой. Они сели в ялик. Элиот одной рукой держал руль, другой натягивал шкот. И при этом еще умудрился поцеловать ее.
Бритт уютно устроилась напротив него, прислушиваясь к шипению, с которым нос лодки разрезал воду. Было довольно свежо, но они хорошо защитились от холода. Бритт, стараясь ни о чем не думать, с удовольствием вдыхала целебный воздух.
Какая-то ее часть хотела бы уплыть вместе с ним в немыслимую даль, бежав от всех долгов и обязанностей. Она чувствовала, что Элиот ничего сейчас не говорит лишь потому, что не хочет опять спровоцировать ее на тягостные размышления об Энтони. Но душа его безмолвно взывала к ней, она это чувствовала. Элиот, нет сомнений, романтик. И она не удивится, если в конце недели он предложит ей бежать с ним в Гонконг, Рио-де-Жанейро или куда-нибудь еще дальше, где их никто не сможет найти. В ту первую ночь в больнице, когда они тихонько разговаривали в палате рядом со спящей Дженифер, он сказал, что предпочитает служить за границей, потому что не принадлежит к тому сорту людей, которые всю жизнь проживают в предместьях, довольствуясь служебными контактами и деревенскими клубами. Американская цивилизация никогда ничем его не привлекала и ничем не могла удержать. Да, он романтик…
Ветер не был особенно сильным, но его хватало, чтобы наполнить их парус, и плавание удалось на славу. Причаливая к берегу, Элиот спросил, не хочет ли она навестить Дженифер. Она согласилась, и после завтрака они отправились в Истон.
Дженифер совсем ожила и была преисполнена готовности к активным действиям. Доктор сказал им, что хочет понаблюдать за ней еще один день, чтобы не осталось никаких сомнений в выздоровлении. Они могут забрать девочку завтра утром, но потом желательно через пару дней привезти ее еще для одного осмотра.
Малышка все же еще не совсем оправилась и немного капризничала. Между чтением сказок и прогулками по коридору она старалась не оставлять их без забот и хлопот. Но когда принесли поднос с ланчем, она впервые за время болезни проявила интерес к еде, что доставило Элиоту неописуемую радость. Он увлекся кормлением девочки, выбирая кусочки повкуснее, а Бритт, сказав, что на минуту отлучится, выскользнула из палаты.
Пора было попытаться созвониться с Энтони. Она не хотела обсуждать это с Элиотом, но истина состояла в том, что совершенно забыть о муже она не могла. Она страшилась предстоящего разговора и решила дозвониться до него в суде: вряд ли в служебной суете он заметит изменения в ее голосе, да и времени на долгую беседу у него не будет.
Услышав телефонные гудки, она почувствовала спазм в животе. Но, к счастью, Энтони не оказалось в кабинете. Бернис по просьбе Бритт оставила для него записку: Дженифер чувствует себя гораздо лучше, Элиот вот-вот заберет малышку домой, и Бритт придется еще на день-два задержаться на Восточном побережье. Отсутствие Энтони в кабинете дало ей короткую отсрочку, но она понимала, что встретиться с ним лицом к лицу ей еще предстоит.
Вечером, когда Дженифер уснула, они поехали в Оксфорд поужинать. Сидя за столиком возле окна и глядя на береговую линию, Элиот сказал ей о своей фантазии: если бы год-другой ему пришлось жить на необитаемом острове, где-нибудь в южных морях, он взял бы с собой сотню книг и любимую женщину. Это звучало почти как приглашение. И притом соблазнительное: какая женщина откажется провести наедине с возлюбленным целый год. Одного секса, конечно, будет недостаточно для такой жизни, но с Элиотом невозможно заскучать. Она могла говорить с ним просто и искреннее, во много раз проще и искреннее, чем с кем бы то ни было, даже с Энтони. Да, в сложившейся ситуации подобное бегство от мира на миг показалось ей чуть ли не единственным выходом. Это было ужасно — оказывается, она действительно готова оставить своего мужа! Они с Энтони строили свой брак на взаимном уважении и доверии — доверии, которое она предала.
Но Элиот был рядом и вновь начал вытеснять образ Энтони из сознания Бритт, наполняя его своим живым присутствием. Вот он погладил ее по голове и заглянул в глаза… У него было такое лицо, что она не могла не вернуть ему своего внимания, всеми чувствами устремляясь к его душе и к его заботам.
Все время, что они ехали домой, она думала о предстоящей физической близости. И, казалось, он догадывается об этом. Когда он положил руку на ее колено, она почувствовала, что страшно изголодалась по его ласкам, по его рукам, по его сильному телу, единение с которым доставляет ей такое немыслимо острое наслаждение.