Без покаяния. Книга вторая
Шрифт:
Они вошли в темный дом и даже не стали зажигать свет. Обнявшись, они неподвижно стояли возле лестницы. Затем, не сговариваясь, начали раздеваться, и она готова была отдаться ему прямо здесь, в холле, но в последний момент, собравшись с силами, увлекла его в сторону его спальни, где они соединились наконец после целого дня тайных вожделений.
Остаток вечера и большую часть ночи они занимались любовью, все еще продолжая исследовать тела друг друга и пробуя все позы и движения, которые только могло подсказать им их разгоряченное
Бритт была удивлена охватившей ее чувственностью. Никогда ничего подобного она не испытывала, даже в те безумные уик-энды, которые они проводили с Дрейком Крофтом в дешевых гостиничных номерах. Возможно, именно теперь пришло ей время стать женщиной в полном смысле этого слова, и дело тут совсем не в Элиоте. Но все в ней звало и требовало именно этого мужчину. Она хотела вновь и вновь овладевать им и отдаваться ему. Вот и сейчас по его лицу, по дыханию она видела, что он близок к свершению, сама она тоже подходила к этому, но, еще не пережив конечного экстаза, она хотела его опять, думала о том, как они соединятся снова.
— Теперь можно и помирать. Все уже сделано… Здесь ничего не осталось больше… — едва шевеля пересохшими губами, чуть слышно вымолвила она.
Он приподнялся и легонько прикусил ее плечо.
— А завтра? Разве на завтра не осталось никаких работ?
— Только с тобой. — Она прижала его руку к своей щеке и с некоторой заминкой спросила: — Скажи, а с Моник у тебя было так?
— Зачем тебе знать?
— Скажи.
— Быть может, в самом начале, — уступчиво ответил он. — Но потом секс стал каким-то опустошающим. Безлюдным. А иногда просто грубым.
— Прости, я не должна была спрашивать…
— Ты великолепная любовница, — сказал он. — Когда я вхожу в тебя, мне хочется остаться там навсегда. Но это далеко не все, что меня в тебе привлекает.
— А что еще?
— Мне хочется быть с тобой всегда, всякий час, всякую минуту. Ты даешь мне то, чего у меня никогда не было, да и во мне самом пробуждаешь нечто, чего раньше я не замечал за собой. Это делает меня лучше, и я благодарен тебе. Я люблю тебя за это. Мы подходим друг другу, Бритт. И теперь мы принадлежим друг другу.
После этих слов наступило тяжелое молчание. Слышно было только их дыхание.
— Не думай об Энтони, — наконец проговорил он.
Бритт не ответила. Это была единственная тема, которую они не должны обсуждать. Помолчав, она спросила:
— Что ты будешь делать, забрав Дженифер из больницы?
— Погостим тут еще немного, пока она не окрепнет, а на следующей неделе уедем. Есть возможность поработать год-другой в департаменте госсекретаря. Но только в том случае, если это будет связано с выездом за рубеж, а нет — так подыщу что-нибудь другое. Пусть это даже будет не лучший вариант, но что-нибудь всегда найдется, лишь бы убраться отсюда.
Бритт приняла это как намек: если она согласится покинуть Вашингтон, он возьмет ее с собой. Предположение заставило надолго
— А что мы будем делать, если однажды утром проснемся, а все между нами кончится? — спросила она, собравшись наконец с духом.
— Уверен, что этого никогда не будет.
— А если все же случится?
— Да ничего плохого с нами случиться не может. Как и со всеми, кто находится под защитой розы. В ближайшие сто лет я не ожидаю никаких катастроф.
— А чего ты ожидаешь?
Не успев договорить вопроса до конца, Бритт пожалела, что задала его. Она совершенно не готова была к тому, чтобы обсуждать планы на будущее. Она все еще состоит в браке с человеком, которого любит. Что, в самом деле, могло измениться в ее жизни всего за неделю? И все же она ждала его ответа.
— Я ожидаю, что мы долгое время будем пребывать вместе, в любви и согласии, — сказал Элиот.
Их тела понемногу остывали. Бритт начинала дрожать, и Элиот накрыл ее и себя одеялом, обнял и, целуя ее волосы, уши, плечи, вновь и вновь говорил о том, как сильно любит ее. Его жар, его ласки, сама близость его тела согрели и успокоили ее, она почувствовала, что сон подкрадывается к ней. С Энтони они никогда не засыпали в объятиях друг друга — так, как она засыпала сейчас с этим человеком, с Элиотом Брюстером.
Утром следующего дня Элиот поехал за Дженифер. Бритт осталась дома, готовя к их приезду ланч. Небо вновь затянулось свинцовыми тучами, но до того как пошел дождь, они успели вернуться. Здесь, в большом, красивом, теплом доме им было уютно и покойно, непогода за окнами только усиливала эти ощущения.
После ланча Элиот устроился в гостиной, посадив Дженифер на колени и рассматривая вместе с ней книжки с картинками. Девочка практически выздоровела, это радовало Бритт. Она сидела тут же, в кресле напротив, пила чай, бросая время от времени взгляд на милую картину общения папы с дочкой и прислушиваясь к раскатам грома, доносящимся со стороны залива.
Буря была в самом разгаре, когда они сели обедать. Прежде чем они закончили есть, погас свет, и Бритт, достав из комода несколько свечей, зажгла их. Молнии, то и дело перечеркивавшие вечернее небо за окном, чересчур взвинтили нервы малышки. Она начала капризничать, Элиот всячески старался ее успокоить.
Вскоре после обеда Дженифер совсем сникла и согласилась пораньше отправиться в постель. Элиот понес ее наверх, а Бритт с подсвечником в руках освещала ему путь. Но малышка долго не могла заснуть, слишком напуганная бурей, громом и молниями. Бритт вспомнила бури, так пугавшие ее, когда она сама была ребенком, взяла девочку на руки и, покачивая, стала тихонько напевать, как это делала в свое время тетя Леони.