Без покаяния. Книга вторая
Шрифт:
Элиот, как и прежде, был убежден, что они принадлежат друг другу. Когда же наконец и она поймет это? Он тысячу раз говорит себе, что нельзя торопить Бритт. Она столько пережила, необходимо какое-то время, чтобы смириться со случившимся и успокоиться. Он ждал. Полтора месяца, миновавшие со дня похорон Энтони, показались ему нескончаемо долгими, и теперь он не мог не попытаться увидеть ее.
— Бритт очень тяжело все это перенесла, — сказала Эвелин. — Она просто истерзала себя, считая, что виновата в смерти Энтони.
— Как ее здоровье?
— Первые несколько недель были трудными. Ее врач сказал, что тяжесть физического состояния усугубилась эмоциональными перегрузками. Она очень медленно выздоравливала, да и сейчас еще совсем слаба. Доктор настоял на ее отъезде сюда, на побережье, надеясь, что прогулки на чистом воздухе вернут ей если не хорошее настроение, то хотя бы аппетит.
— Это депрессия?
— Похоже на то. Единственное, что еще как-то помогает ей держаться, это бэби. Если бы не он, я не знаю, что бы с ней было. Иногда мне кажется, что Тедди — единственное, что ее в этом мире заботит.
— Благодарение Богу, что она не потеряла его.
— Да, это было бы сущей катастрофой, — ответила Эвелин.
Элиот взглянул на залитые солнцем окрестности. Они ехали по хорошо знакомой ему дороге, по ней он не раз мчался к Дженифер в больницу, по ней возвращался в «Роузмаунт». И года не прошло с тех пор, а ему казалось, что это происходило в незапамятные времена.
Согласие Бритт принять его вселяло пусть слабую, но надежду, хотя Эвелин прямо сказала, что Бритт не проявила по поводу будущей встречи особого энтузиазма.
— Но вы не принимайте этого на свой счет, — добавила она. — Она, похоже, вообще никого не хочет видеть, кроме меня и своей тети. Такое впечатление, что Бритт решила забыть свое прошлое. Она даже решила, как только закончит все дела Энтони, уехать из Вашингтона.
— А куда?
— Хочет вернуться в Джорджию. Говорит, что начнет жизнь сначала.
Начнет жизнь сначала. Что это значит? Неужели Бритт считает, что все, что происходило в последние годы, должно умереть вместе с Энтони? Элиот не мог, конечно, не уважать ее горя, но радовался теперь, предвкушая встречу, и надеялся, что сердце Бритт не совсем закрылось для него. Когда они приближались к «Роузмаунт», он глубоко вздохнул, подумав, что вся его оставшаяся жизнь зависит от того, как пройдет следующий час.
Дверь им открыла Одри. Как пояснила Эвелин, Бритт решила взять Одри с собой, поскольку та отлично справлялась с малышом и ее помощь была бесценной. Миссис Мэллори не очень понравилась узурпация городской экономкой ее владений, но ей пришлось смириться с этим, поскольку она все равно не могла находиться в доме постоянно.
В гостиной они увидели тетю Леони, сидевшую за вышиванием возле детской кроватки. Она с приветливой улыбкой встала им навстречу.
— Милости просим, милости просим! А Бритт во дворе, вышла подышать свежим воздухом. Я, пожалуй, пойду скажу ей, что у нас гости.
— Не беспокойтесь, — сказал Элиот. — Я сам пойду к ней.
Тетя Леони не возражала. Но прежде чем выйти, Элиот подошел к детской кроватке, над которой уже склонилась Эвелин.
— Вы только взгляните, какие у нас темные волосики, — сказала она, прикоснувшись кончиком пальца к трогательно сжатому крошечному кулачку. — Ну разве не прелесть?
— Мой братец Джек, отец Бритт, тоже темноволосый, — сказала тетя Леони. — Так что малышу было в кого уродиться темненьким.
— Ну, когда я впервые увидела Энтони, у него еще тоже были темные волосы, — отозвалась Эвелин. — Седеть он начал лет с тридцати.
— Вот глазки, сразу и не поймешь… — задумчиво проговорила тетя Леони. — Но у младенцев они меняются.
Элиот пристально всматривался в личико спящего ребенка. А вдруг глазки его окажутся зелеными, как у него, а не серо-голубыми, как у Бритт и Энтони?
— Пойду поздороваюсь с Бритт.
Выйдя, он увидел ее в шезлонге, в тени большого дерева, на полпути от дома к реке. Она сидела спиной к дому и не видела его появления.
Он спустился с террасы и направился к ней. Поместье «Роузмаунт» в этот летний день выглядело совсем не так, как тогда, в октябре. И все же это то самое место, где они были, как ему казалось, счастливы… Волны тревог и надежд поочередно захлестывали его душу.
— Говорят, вы не очень послушная пациентка, Бритт, — сказал он, едва справившись с дыханием.
Она обернулась.
— О, Элиот, это вы? — Голос прозвучал слабо, в нем не было ни удивления, ни радости, ни испуга. Она была в темных очках, бледно-желтое хлопчатое платье скрадывало очертания фигуры. — А что, Эвелин не приехала с вами?
— Приехала, она сейчас любуется вашим сыном.
— А вы на него посмотрели?
Элиот не видел за темными стеклами очков ее глаз, но по тону голоса понял, что Эвелин сказала правду — ничто, кроме младенца, ее не волнует.
— О да, — тихо ответил он. — Очень красивый молодой человек.
Она поджала губы и стала смотреть на реку, искрящуюся под лучами полуденного солнца. Он присел возле нее на корточки и взял ее руку.
— Как вы теперь, Бритт?
— Ну, как вы сами выразились, не очень послушная пациентка.
— Не сказал бы, что это радует, — заметил он, поглаживая ее пальцы.
— Со мной все в порядке. — Бритт вздохнула. — Выздоровление, правда, несколько затянулось, вот, пожалуй, и все неприятности. — Она показала ему на садовый стул, стоящий неподалеку. — Присаживайтесь. На корточках долго не просидишь.
Элиот поставил стул напротив, чтобы видеть ее лицо. Бритт откинула голову на спинку шезлонга и продолжала смотреть на реку. У него возникло ощущение, что она терпит его присутствие лишь из вежливости, и, судя по всему, ей безразлично, кто приехал ее навестить. Это мог быть кто угодно другой, и она вела бы себя наверняка точно так же.