Без покаяния. Книга вторая

Росмэн Эстер

— Почему вы позволили ей сделать это?

— У меня не было выбора.

— Не могу вам передать, как мне было плохо, когда я узнала правду.

— Моник могла бы и попридержать свой язычок за зубами. Это наши дела. Но ей все неймется…

— Почему вы не пришли ко мне, Элиот? Мы бы что-нибудь придумали. Энтони наверняка сам отказался бы от спокойствия, добытого для него такой ценой. Если бы я вовремя узнала, я могла бы…

Видя, что ей трудно довести мысль до конца, он сказал:

— Послушайте,

стоит ли теперь обсуждать это? Что случилось, то случилось и уже стало историей. Теперь все в моей жизни наладилось, поверьте мне. — Он видел, что на глаза ее наворачиваются слезы. — Надеюсь, вы не для того приехали в Париж, чтобы сожалеть о прошлом?

Бритт с трудом перевела дыхание.

— Но я не могла не высказать вам, что чувствую. Вы стольким пожертвовали для меня. Я просто не знаю, как благодарить вас за все, что вы для меня сделали.

— Благодарности принимаются, — с улыбкой сказал он, — и давайте забудем об этом.

Она достала из сумочки платок и вытерла набежавшие слезы.

— Знаете, я даже не представляю себе, что вы должны были пережить, теряя Дженифер…

— Вы для меня значите так много, что мысль о вашем спокойствии помогла мне справиться со всем случившимся.

Бритт сделала глоток шерри.

— После разговора с Моник я чувствовала себя просто больной и такой виноватой. С того вечера я постоянно думала о вас.

— Бритт, вы себя ни в чем не должны винить. Я понимаю вас, понимаю ваши переживания, но то, что произошло у нас с Моник, это наши с ней отношения. Вы случайно оказались под перекрестным огнем.

— Дело здесь не только в том, Элиот, что вы спасли меня от бесчестья. Есть еще нечто, что вы должны узнать и что, собственно, и является главной причиной моего визита.

Он не понимал, о чем она говорит, и смотрел на нее вопросительно. Бритт нахмурилась, отставила бокал с ликером, встала и подошла к окну. Дождь струйками стекал по оконному стеклу в странном соответствии с тиканьем напольных часов у нее за спиной. Она смотрела в окно и, казалось, никогда не заговорит, а Элиот, глядя на ее профиль, не мог не видеть, как она взволнована.

— Что, что, Бритт? Случилось плохое?

Она повернулась к нему. Серебристый свет от окна высветил стекающую по ее щеке слезинку, которую она тотчас вытерла платком.

— Элиот, — заговорила она дрожащим голосом, — Тедди родился не от Энтони… — Голос ее прервался, но она справилась с собой и договорила: — Он… Тедди ваш сын.

Элиот не верил своим ушам. Ее слова перевернули всю его душу. Он был потрясен. Тедди его сын? Он медленно встал.

— Как?.. Что вы сказали, Бритт? Повторите!

— Тедди ваш сын, ваш, а не Энтони.

— Вы хотите сказать…

— Да! Я обманула вас, как и Энтони тоже. Я лгала всем, даже себе. И, чудовищно

страдая от этого, считала, что это мне наказание за мой грех. Но кроме того, эта ложь была единственным средством хоть как-то защитить Энтони от моего вероломства. Я не знаю, хорошо это или плохо, что он погиб, так и не узнав правды. Наверное, для него хорошо…

Он подошел к ней. Его сердце разрывалось между жалостью к ней, столько перестрадавшей, и безумной радостью, в которую он все еще не мог до конца поверить.

— До разговора с Моник я не задумывалась о том, что с вами происходит, хотя и знала, что вы отдали ей Дженифер. Но теперь я вдруг увидела ваше родство с Тедди совсем в другом свете. Я сделала все, чтобы мальчик считал своим отцом Энтони, которого он мог знать только по фотографии. И совсем не думала, что тем самым лишаю его настоящего отца. А вас — сына. Но послушайте, Элиот, даже если уже слишком поздно, даже если вы не захотите принять этого отцовства, поймите, что я должна была сказать вам правду.

Элиот был ошеломлен. Все произошло так внезапно, так неожиданно, что он не знал, что сказать, и молча всматривался в ее прекрасные мерцающие глаза.

— Можете себе представить мои чувства, когда я осознала, что вы потеряли не только дочь, но и сына. И все из-за меня. Выходит, я отняла у вас всех ваших детей. Вот я и решила приехать сюда, чтобы сказать вам правду и просить прощения.

Она опустила лицо, слезы закапали на светлый шелк платья. Он подошел к ней вплотную, взял в ладони ее щеки и, заставив посмотреть себе в глаза, прошептал:

— Бритт, не могу передать вам, что значат для меня ваши слова. Но осталось еще нечто, что для меня важнее всего: как вы сами относитесь ко мне? — Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. — Ведь я люблю вас. И всегда вас любил.

— О, Элиот…

Он обнял ее, и они оба долго стояли так, глядя в окно, за которым не переставая шел дождь. Кто-то под черным зонтиком прошел по улице. Издалека доносился слабый звук полицейской сирены.

— Мир так равнодушен ко всему, — прошептала она.

Прижав ее к себе еще теснее, он ответил:

— Разве наши чувства — не целый мир?

Она взглянула в его лицо.

— Мне кажется, я начинаю понимать, что со мной произошло. Я не приходила к вам просто потому, что не была готова. Я даже не отдавала себе отчета в том, что не могу вас забыть. Страх… — Она всхлипнула. — А теперь я ничего не боюсь, Элиот. Теперь все переменилось.

Он прижал ее голову к своему плечу, нежно гладя по все еще влажным волосам. Дождь за окном все шел и шел. Они стояли обнявшись, и годы, что разделяли их, вдруг куда-то сгинули, будто их смыло этим дождем. Первой после долгого счастливого молчания заговорила она: