Без права на помилование
Шрифт:
Капитан Бухтурма пытался увязать имя заместителя директора универмага с шофером Шурпиным, у которого изъяли один из пропавших магнитофонов. Шофер утверждал, что взял магнитофон «напрокат» до понедельника с разрешения Светланы Леонтьевны. Во время первого допроса Остапенко отрицала этот факт, а узнав, что шофера считают соучастником преступления и он требует очной ставки с нею, да еще в присутствии мужа — секретаря парткома колхоза, изменила свои показания и заявила: «Теперь припоминаю, что-то такое Шурпин просил, и я, кажется, согласилась: «Бери, но чтобы в понедельник вернул, — завотделом еще не принимала товар, он числится за мною». Шофер Шурпин не смог (вернее,
В общем, не исключено, что Шурпин был одним из активных участников воровства и как-то связан с опытными Дорошенко и Кузьмаковым.
Выслушав доклад майора Орача, генерал в раздумье прокомментировал:
— Наполеон в трудных случаях говорил: «Шерше ля фам» — «Ищи женщину». Пока у Дорошенко с Папой Юлей был постоянный доход — бригада «ух» на пряниковском участке, — они вели себя довольно тихо. Но когда мы эту кормушку ликвидировали, преступники оживились: один магазин, второй... Думаю, что Волновский район они пока оставят в покое, а в другие наведаются. Вот там-то мы их и должны встретить. Евгений Павлович, через наши службы — участковых инспекторов и другие — возьмите под контроль все более-менее стоящие промтоварные магазины на периферии: в селах, в рабочих поселках, на окраинах городов. Обратите особое внимание на те, которыми руководят женщины от тридцати до сорока пяти лет, прежде всего одинокие или склонные к легкому поведению.
— Сделаем, Дмитрий Иванович, — поднялся было с места Строкун.
Генерал легким движением руки остановил его и сказал:
— В двух магазинах взято самых различных товаров: от женских сапожек до цветных телевизоров — на весьма солидную сумму.
Строкун угадал направление мысли генерала и пояснил:
— Сориентировали, Дмитрий Иванович, всех соседей: ростовчан, запорожцев, днепропетровцев, харьковчан... Взяли под наблюдение комиссионные магазины и базары. ОБХСС приглядывается к магазинам и отделам культтоваров: может, где-то всплывут телевизоры, магнитофоны и транзисторы.
Генерал кивнул: он был доволен ответом. У каждого есть свои обязанности, Строкун не из тех, кому надо подсказывать, кто заглядывает начальству в рот и ждет ОЦУ — особо ценных указаний. Инициативный, думающий работник.
— Насколько я понял, — проговорил генерал, — всесоюзный розыск объявлен на всю троицу: Дорошенко, Кузьмакова и Папу Юлю?
— На Григория Ходана, товарищ генерал, — уточнил Иван Иванович, который в душе уже нарек рыжего бородача ненавистным именем.
Начальник управления улыбнулся. Растаяли морщинки под карими глазами.
— Если мы скажем сами себе: «Григорий Ходан», то дело на этого типа надо будет передавать в Комитет госбезопасности, и им доведется начинать с нуля. А у нас уже накопился материал, и, главное, Папа Юля нам нужен не только для поднятия престижа, но и для следствия. Так что не будем соваться в пекло поперед батьки. Кто у нас специалист по Дорошенко?
Строкун привычно поднялся:
— Ну, если считать, что Дорошенко с Кузьмаковым в свое время «благословили» Орача на службу в милиции...
Генерал улыбнулся. Он знал эту историю. У него была феноменальная память, особенно зрительная. Прочитав личное дело любого подчиненного из работников областного управления, он на долгие годы запоминал все особенности его биографии. Поэтому, справляясь у дежурного сержанта, как самочувствие жены, вернувшейся из роддома, обязательно назовет ее по имени-отчеству. Такое человеческое отношение помогало ему находить преданных друзей.
Были генералы в управлении и до Дмитрия Ивановича, опытнейшие оперативники, умные люди, их уважали, побаивались, перед ними дрожали, но сказать, что их любили, пожалуй, нельзя. А этого, не менее требовательного, но легкого по натуре человека, буквально боготворили.
— Иван Иванович, что вы можете припомнить из методов работы Дорошенко и его сообщников?
— Дорошенко умеет быть «своим парнем», знает массу анекдотов, легко находит общий язык с окружающими, умело втираясь в доверие. Нравится женщинам. Но мы не виделись с ним без малого двадцать лет. — Иван Иванович явно сожалел, что у него такой скудный запас сведений. — В свое время Дорошенко с Кузьмаковым и еще одним, который проходил по делу как Седлецкий (ему удалось тогда скрыться), специализировались на промтоварных магазинах. Вырывали с помощью троса, привязанного к машине, лутки или рамы.
— А где брали машины? — спросил генерал.
— Так сказать, брали взаймы часика на три. Чаще всего санитарный фургон, потом возвращали на место. Причем, из пяти случаев четыре раза шоферы даже не заявляли о пропаже. Кто-то покатался и вернул, а заяви — хлопот не оберешься.
— И в этот раз — фургон, — напомнил Строкун.
— Что по этому поводу говорит ГАИ? — поинтересовался генерал.
— Пока ничего конкретного: заявлений по угону машин типа фургон или санитарных не поступало. Опрашивают водителей. По Волновскому району проверены путевки на хлебные фургоны, автолавки и автолетучки. Может, машина из соседнего района. Ищем, Дмитрий Иванович.
— Ну что ж, в таком случае остается только ждать результатов, — подытожил генерал. — Хочу напомнить: не к нашей с вами чести слишком долго гуляет на свободе «святая» троица.
Оперативники и сами понимали все это, но после слов генерала у Ивана Ивановича обострилось чувство невольной виновности. Когда они со Строкуном возвращались к себе, он сказал:
— Хоть вой от бессилия!
— Если это поможет делу — я сам готов, как голодный волк морозной ночью на луну, — отшутился Строкун. — Работать, майор Орач, работать, не теша себя надеждой, что мы ухватили бога за бороду, но и не страдать от мысли, что Папа Юля с Артистом объегорили нас. Вынырнут возле какого-нибудь промтоварного магазина. Вот мы их там и встретим с распростертыми объятиями. А пока займитесь фургонами и этим бабником Шурпиным.
Вот что значит настоящий участковый! Никто из работников райотдела, а областного управления тем более, не сумел бы так тонко подойти к делу, вникнуть в суть человеческого характера. Жил да был в поселке завода Огнеупорном шоферюга, как он сам себя называл, по фамилии Яровой, по имени-отчеству Остап Харитонович. Работал он на заводе в мехцехе на старенькой «лайбе» — полуторке. На ней возили разные «железки» по объектам в случае аварии, а в период смены — людей: слесарей и механиков, которые жили в соседних селах. Возили их зимой и летом, в ветер и в дождь, в метель и в июльский зной, поэтому и соорудили из фанеры что-то вроде навеса-полубудки.