Без семьи

Мало Гектор

– Что поделаешь, моя маленькая Лиза, – сказал отец, наклоняясь к девочке, – необходимо было сказать ему правду! Все равно это сделала бы полиция.

Из его дальнейшего рассказа я узнал, что пришлось позвать полицейских и те унесли Виталиса.

– А где Капи? – спросил я садовника, когда тот замолчал.

– Капи?

– Да, Капи, наша собака.

– Не знаю, она исчезла.

– Нет, она побежала за носилками, – заметил кто-то из детей.

Садовник и дети вышли в соседнюю комнату и оставили меня одного. Я машинально встал. Моя арфа лежала в ногах постели. Я надел ремень на плечо и тоже направился в соседнюю комнату. Нужно было уходить, но куда? Я этого не знал, но чувствовал, что уходить надо. Прежде всего, живого или мертвого, я должен был увидеть Виталиса.

Лежа в постели, я ощущал только сильную ломоту и головную боль, но когда я встал на ноги, то почувствовал такую слабость, что принужден был ухватиться за стул. Передохнув минутку, я толкнул дверь и очутился перед садовником и его детьми.

Они сидели за столом возле очага, в котором ярко горел огонь, и обедали. Запах супа напомнил мне о том, что я уже давно ничего не ел. Мне стало нехорошо, и я пошатнулся.

– Тебе плохо? – спросил садовник соболезнующим тоном.

Я ответил, что чувствую себя слабым и прошу разрешения минуточку посидеть возле огня. Но я не столько нуждался в тепле, сколько в пище. Запах супа, стук ложек, чавканье обедавших еще больше увеличивали мою слабость.

Если бы у меня хватило смелости, я бы попросил себе тарелку супа. Но я скорее умер бы от голода, нежели признался в том, что мне хочется есть. Маленькая девочка, которую отец называл Лизой, сидела напротив меня и, вместо того чтобы есть, пристально смотрела на меня.

Вдруг она встала из-за стола и, взяв свою тарелку с супом, принесла ее мне. У меня не было сил говорить, и потому я хотел рукой отстранить ее, но отец Лизы не дал мне этого сделать.

– Кушай, мальчик! Если Лиза что-нибудь предлагает, она это делает от всего сердца. Кушай, а если будет охота, ешь и вторую.

Я в несколько секунд проглотил суп. Когда я положил ложку, Лиза, стоявшая и упорно глядевшая на меня, тихонько вскрикнула, но на этот раз это было похоже не на вздох, а на выражение удовольствия. Потом, взяв тарелку, она протянула ее отцу, а когда тот налил ее до краев, снова передала ее мне с такой нежностью и ободряющей улыбкой, что я, несмотря на свой голод, на мгновение забыл о супе.

Как и в первый раз, я быстро опустошил тарелку. Улыбка, с которой дети смотрели на меня, сменилась откровенным смехом.

– Да у тебя, оказывается, превосходный аппетит! – заявил садовник.

Я почувствовал, что краснею до корней волос. Боясь показаться обжорой, я ответил ему, что вчера не обедал.

– Но ты завтракал?

– И не завтракал.

– А твой хозяин?

– Он также ничего не ел.

– Значит, он умер не только от холода, но и от голода.

Еда подкрепила меня. Я встал, собираясь уйти.

– Куда ты идешь? – спросил меня садовник.

– Я хочу увидеть еще раз Виталиса.

– У тебя есть друзья в Париже?

– Нет.

– Земляки?

– Тоже нет.

– Где вы остановились?

– Нигде. Мы только вчера пришли в Париж.

– Что ты будешь делать?

– Играть на арфе, петь песенки и этим зарабатывать на хлеб.

– Лучше вернись на родину, к своим родителям.

– У меня нет родителей.

– Ты сказал, что умерший старик тебе не отец.

– Родного отца у меня нет, но Виталис был для меня настоящим отцом.

– А где твоя мать?

– У меня нет матери.

– Тогда у тебя есть родные: дядя, тетка, двоюродные братья или сестры? Кто-нибудь же есть?

– Никого нет.

– Откуда же ты?

– Хозяин нанял меня у мужа моей кормилицы. Вы были очень добры ко мне, и я благодарю вас от всего сердца. В воскресенье я приду к вам и сыграю на арфе. Дети могут потанцевать, если пожелают.

С этими словами я направился к двери. Но едва я сделал несколько шагов, как Лиза взяла меня за руку и, улыбаясь, показала на арфу.

– Ты хочешь, чтобы я сыграл?

Она кивнула головкой и весело захлопала в ладоши.

– Ну что ж, – согласился отец, – сыграй ей что-нибудь.

Я взял арфу и, несмотря на то что на сердце у меня было очень тяжело, начал играть тот красивый вальс, который исполнял довольно бегло. Мне хотелось доставить удовольствие этой маленькой девочке с такими ласковыми глазами.

Вначале она только слушала, пристально глядя на меня, а потом начала отбивать такт ножками. Затем, как бы подхваченная музыкой, принялась кружиться по кухне. Она не умела танцевать и не делала обычных па, но грациозно и весело кружилась в такт музыке.

Сидя у камина, отец не сводил с нее глаз. Он казался растроганным и хлопал в ладоши. Когда я окончил вальс и остановился, Лиза подошла ко мне и очень мило сделала мне реверанс. Потом, постучав пальчиками по арфе, она этим попросила меня сыграть еще.

Тогда я начал играть и петь ту неаполитанскую песенку, которой меня научил Виталис.

При первых аккордах Лиза опять встала передо мной. Губы ее шевелились, как будто она про себя повторяла слова. Когда я запел последний, особенно грустный куплет, она отступила на несколько шагов и с плачем бросилась к отцу.

– Довольно, – сказал тот.

Тогда я повесил арфу на плечо и направился к двери.

– Куда ты собираешься идти? – снова спросил меня садовник.