Без семьи
Шрифт:
– Сколько у тебя не хватает?
– Я, право, не виноват…
– Отныне тот, кто ответит: «Я, право, не виноват», получает одним ударом плетки больше, чем ему полагается. Сколько у тебя не хватает?
– Я принес доску, большую, хорошую доску…
– Важное дело! Пойди к булочнику и спроси его, даст ли он тебе хлеба в обмен на твой кусок дерева. Увидишь, что нет. Сколько же тебе не хватает? Говори!
– У меня тридцать шесть су.
– Тебе не хватает четырех су, мерзавец, целых четырех су! И ты осмелился показаться мне на глаза! Рикардо, тебе везет,
– А деревяшка, которую я принес…
– Оставь ее себе на обед!
Его глупая шутка вызвала смех остальных детей. Во время этого разговора вернулись еще десять мальчиков, и все они поочередно подходили отдавать отчет в своем заработке. К двум наказанным прибавилось еще трое – у них совсем ничего не было собрано.
– Вот пятеро негодяев, которые обворовывают и грабят меня! – заорал Гарафоли. – Вот что значит быть добрым! Чем я буду платить за прекрасное мясо и вкусную картошку, которыми я вас Кормлю, если вы не будете работать? Но вам лень работать, паршивцы, вам хочется развлекаться. Вам бы следовало плакать, чтобы разжалобить людей, а вы предпочитаете смеяться и играть друг с другом. Снимайте куртки!
Рикардо держал плетку в руке, а пятеро наказанных выстроились перед ним в ряд.
– Ты ведь знаешь, Рикардо, – обратился к нему Гарафоли, – что эти наказания ужасно терзают мое сердце и потому я не люблю на них смотреть; но помни, что я все слышу и по звуку могу судить о силе твоих ударов. Старайся изо всех сил, мой миленький, ты зарабатываешь свой хлеб.
Он отвернулся к печке, сделав вид, что не в силах смотреть на происходящее. Забытый всеми, я стоял, прижавшись в углу, и дрожал от возмущения и страха. И этот человек будет моим хозяином! Если я не принесу ему назначенных тридцати или сорока су, мне тоже придется подставлять спину под удары плетки. Теперь я понял, отчего Маттиа так спокойно говорил о смерти и даже ждал ее как освобождения.
При первом ударе плетки слезы брызнули у меня из глаз. Я думал, что обо мне забыли, но я ошибался. Гарафоли украдкой наблюдал за мной.
– Вот ребенок с добрым сердцем, – сказал он, указывая на меня пальцем. Он не похож на вас, разбойники: вы смеетесь над несчастьем ваших товарищей и над моим огорчением также. Если он станет вашим товарищем, то может служить вам примером.
От слов «станет вашим товарищем» я задрожал с головы до ног.
После второго удара послышался жалобный стон, а после третьего душераздирающий крик. Гарафоли поднял руку, Рикардо остановился. Я решил, что он хочет их простить, но дело шло вовсе не о прощении.
– Ты знаешь, как действуют на мои нервы твои крики, – кротко произнес Гарафоли, обращаясь к своей жертве. – Плетка дерет твою кожу, а твои вопли раздирают мое сердце. Предупреждаю тебя, что за каждый новый крик ты получишь лишний удар и сам будешь в этом виноват. Подумай, ведь я могу заболеть от огорчения, и если у тебя есть хоть капля привязанности или благодарности ко мне, ты не станешь орать! Рикардо, начинай!
Рикардо поднял руку, и плетка заходила по спине несчастного.
– Мама!
К счастью, я больше ничего не видел: дверь отворилась и вошел Виталис.
С одного взгляда он понял, что означали крики, которые он слышал, поднимаясь по лестнице. Он подбежал к Рикардо и вырвал у него плетку. Потом, быстро повернувшись к Гарафоли, стал перед ним, скрестив руки. Все это произошло так внезапно, что Гарафоли остолбенел. Но, мгновенно оправившись, он произнес со сладкой улыбкой:
– Ужасно, не правда ли? У этого ребенка совсем нет сердца.
– Какой позор! – вскричал Виталис.
– Я с вами согласен, – перебил его Гарафоли.
– Перестаньте кривляться, – продолжал гневно Виталис. – Вы прекрасно знаете, что я говорю не об этом мальчике, а о вас. Да, это стыдно и подло мучить детей, беззащитных детей!
– А какое вам дело, старый дурак? – спросил Гарафоли, сразу изменив тон.
– Конечно, это дело не мое, а полиции.
– Полиции! – закричал Гарафоли, поднявшись с места. – Вы мне угрожаете полицией?
– Да, я, – ответил мой хозяин, нисколько не испугавшись бешенства Гарафоли.
– Послушайте, Виталис, – насмешливо обратился к нему Гарафоли, – не следует злиться и угрожать мне, ведь я тоже о чем-то могу рассказать, и вряд ли вам это понравится. Конечно, я не пойду в полицию – эти дела ее не касаются. Но есть люди, которые вами интересуются, и если я им перескажу то, что знаю, если я назову им одно имя, одно только имя, не вам ли придется краснеть от стыда?
Хозяин мой ничего не ответил. Ему краснеть от стыда? Я был поражен. Но прежде чем я опомнился от изумления, в которое меня ввергли эти загадочные слова, Виталис схватил меня за руку и потащил к двери.
– Право, старик, – сказал Гарафоли со смехом, – не будем ссориться! Вы хотели со мной о чем-то поговорить?
– Мне больше не о чем с вами разговаривать. И, ничего не прибавив, даже не обернувшись, Виталис начал спускаться по лестнице, крепко держа меня за руку. С какой радостью я следовал за ним! Я спасся от Гарафоли. Если бы я смел, я бы кинулся Виталису на шею!
ГЛАВА XVII. КАМЕНОЛОМНЯ ЖАНТИЛЬИ
Пока мы шли по людной улице, Виталис молчал; а когда мы оказались в пустынном переулке, он сел на тротуарную тумбу и в замешательстве несколько раз провел рукой по лбу.
– Очень хорошо быть великодушным, – промолвил он, как бы обращаясь к самому себе, – но что нам делать, не знаю. Мы очутились на мостовой Парижа без единого су в кармане и с пустым желудком. Ты очень голоден?
– Кроме той маленькой корочки, которую вы мне дали сегодня утром, я ничего не ел.
– Ну что ж, придется обойтись без обеда; лишь бы только найти, где переночевать.
– Вы рассчитывали переночевать у Гарафоли?
– Я думал, что ты там останешься, а я возьму у него франков двадцать и таким образом выпутаюсь из положения. Но, увидев, как он жестоко обращается с детьми, я не мог сдержаться. Ты, вероятно, очень рад, что я не оставил тебя у Гарафоли?