Безбожный паладин
Шрифт:
Лишь к исходу шестого дня, когда наша смертельно усталая, но довольная компания вкушает ужин, приготовленный с любовью нашей домоправительницей Шино и ее подручной Лоролеей, я встаю, привлекая к себе общее внимание, и говорю:
— Девчата! Вы лучшее, что у меня сейчас есть! Я искренне рад, что вы остаетесь со мной в этот трудный час! (слабые овации) Я хочу, чтобы этот особняк стал домом для каждой из вас, а также ваших детей. (Смущенные рукоплескания и шепотки) Мы сделали невозможное, преодолев огромное расстояние через половину материка, благодаря нашей Гурри, которая даже сейчас охраняет наш покой. Мы привели этот дом... Наш дом в божеский вид! Думаю,
Затем я сажусь, присоединяясь к общей болтовне, плавно переходящей в спячку. Ни у кого из нас не остается сил на любовные игры. Даже зайка прижимается к моему боку, бессильно сложив ушки. Она с утра до вечера полностью выкладывается в саду, заботясь о нем так, как принято в ее племени. Пусть она практически ничего не помнит из своего детства, но благодаря инстинктам понимает, как и что нужно делать. Никто из нас не справился бы лучше нее с этой работой. Заворачиваясь в спальники, мы сбиваемся поближе друг к другу, чтобы было теплее и засыпаем.
Казалось, вот только ты закрыл глаза, а через секунду тебя уже будят! Пусть и ласковые лапки Шино, но так охота вздремнуть еще пять минуточек! Но нет, слышно, как по крепости мечутся девушки, собираясь в путешествие к центру материка. Нас ждет столица человеческой Империи. Гурри уже готовится к отправлению, проверяя действие маскировки и сонар. Учитывая, что сейчас мы представляем собой уже не караван, а кортеж лорда, она принимает вид дворянской кареты, наподобие тех, в каких прибывали некоторые особо важные студенты Академии. Внутри, конечно, все та же обстановка с кабиной пилота и игровыми креслами для остальных.
Как бы кошка не упрашивала оставить ее в особняке, я не могу пойти на это. Пусть мы и отреставрировали защиту, но пока андроид не разберется с генератором, и пока у нас не будет полноценных орудий, я никого не оставлю в этом доме. Пусть лучше сидит внутри киборга, чем подвергается неизвестной опасности в поместье. Наконец, мы двигаемся в путь, тщательно заперев за собой ворота. Мост пока приходится оставить опущенным.
Мы возвращаемся к той деревне, где спасли Лору, но огибаем ее по восточной стороне, не желая вновь сталкиваться с местными, выходя на основной тракт. Дальше нам приходится снизить скорость и соблюдать маскировку. Девушки дежурят по очереди, вылезая на каблучок, строя из себя возницу. Сначала все идет хорошо. Мы проезжаем большую часть тракта. Но, когда до Центра, судя по карте, остается четверть пути, случается очередное приключение...
Ранее в столице. Зал совещаний во дворце Императора.
Вокруг огромного стола овальной формы, на котором кроме графина с водой больше нет никаких яств, сидят несколько человек. С одного края возвышается над остальными огромный как огр, величественный пожилой человек. Он стар, хотя все еще крепок и могуч. Это сам Император. Несмотря на довольно теплое время года он кутается в шерстяную накидку, что лишний раз свидетельствует о том, что никто не вечен на этой земле. Здоровье его давно не то, что было раньше. Но все равно один лишь его вид говорит о том, что правитель еще долго будет держать в крепком кулаке своих подданных.
Поодаль сидит тучный человек в монашеской рясе. Он буквально усыпан золотыми и драгоценными побрякушками в виде закругленных крестов. Это святой папа. Тот, кто ответственен за создание новой религии, преследующей всех нелюдей. Он чист и непогрешим, в чем уверен сам на все триста процентов. Вся сила Церкви подчиняется только ему, как он думает. Тем не менее, и папа, и все его подчиненные зависят от воли Императора. За спинкой его кресла стоит сухопарый кардинал, чье лицо скрыто причудливой тенью, словно не свет не достает до его лица, а он сам против того, чтобы показать себя окружающим. Но, конечно, же, это лишь игра солнечных зайчиков, несмотря на хорошо освещенный зал.
Напротив него сидит худощавый молодой человек в богатом камзоле, украшенным кружевами и золотыми нитями. Его лицо отмечено печатями всевозможных пороков, но он держится дерзко, даже вызывающе. Это — первый принц Императора, претендент на престол. Хуманс, чье слово имеет почти тот же вес в обществе, что и слова его отца. Но в отличие от него, принц не знает жалости, любви и снисхождения. Это наглый самоуверенный тип, привыкший получать, ничего не давая взамен. Позади него стоят две прехорошенькие девушки, чьи лица скрыты полумасками. Они — его личная охрана, клейменая особыми печатями. Стоит принцу пораниться, как они тут же испытывают чудовищную боль. Разумеется, они готовы на все, чтобы тот чувствовал себя хорошо.
На другом конце стола сидит молодая девушка. Это третья принцесса от второй жены Императора. В отличие от своих сестер и братьев, она проявляет интерес к управлению, проявляя при этом недюжинный ум и смекалку. Причем сострадания к слабым и угнетененным у нее не в пример больше, чем у всех остальных присутствующих. Ее сопровождает личная горничная, не обладающая боевыми навыками. К ее сожалению, отец редко прислушивается к ней.
Возле нее сидит второй принц. Это молодой немного пухлый человек, который даже сейчас грызет пряник. Его не интересуют государственные дела, а, тем более, вероятность взойти на престол в случае смерти отца и старшего брата. Обязанность присутствия на собраниях ему в тягость, но выбора у него нет. Принц почти не прислушивается к разговорам, хотя иногда окидывает их равнодушным (с виду) бессмысленным взглядом.
Остальные члены собрания — это воеводы, генералы, картографы и министры. Слуги и лакеи не в счет.
— А я говорю, барон Нефедофф планирует восстание и мутит воду в своем наделе, набирает войска для вторжения! — ударив кулачком по столу, вскрикивает принцесса. Ее личико красное от злости — отец все чаще не прислушивается к ее словам, оставляя право решать проблемы старшему сыну. Император все реже возвращается к государственным делам, перекладывая их на плечи генералов и воевод. Разумеется, она не рада тому, что совсем скоро состоится ритуал передачи власти, ибо в таком случае ее непременно сошлют в дальний удел, или женят на каком-нибудь графу Пограничья, что еще хуже. — Отец! Прислушайся ко мне! Молю! Нам нужно выслушать его, пока не стало хуже! Он не первый раз просит аудиенции...
— Альберт, сын мой, — нехотя молвит Император, шевеля кустистыми седыми бровями. — Что ты думаешь по этому поводу? Правду ли молвит дочь моя, Селестина? Стоит ли нам беспокоиться?
— Чушь собачья! — незамедлительно отвечает тот, смеясь. — Стоит ли нам беспокоиться о том, что жалкий баронишка поднимет бучу в своей деревне? Золотые стражи сравняют с землей его крестьян и его самого, буде он нападет на город!
— Никто из вас даже не желает разобраться в причинах его недовольства! — восклицает девушка. — Его подданные голодают, а зверолюди, служащие ему...