Безбожный паладин
Шрифт:
Также она подробно рассказала про своих братьев и высшую знать Императора. Кроме нее, при дворе постоянно находятся оба ее брата от другой матери: старший — Альберт, на которого она раньше ошибочно сваливала все прегрешения и неудачи, и младший — Фридрих, толстый добродушный увалень, в котором она души не чаяла. Оказалось, все в точности, наоборот. Альберт был не приделах, а все козни устраивал ей именно Фридрих...
— Банка с пауками! — с презрением говорю я. Селестина устало вздыхает, соглашаясь со мной. Когда она открывает ротик, собираясь продолжить разговор, слышится крик возницы:
— Приехали! Владения барона Нефедоффа!
Глава 7.
За разговором и не заметил, как карета принцессы выбралась с неухоженной лесной полутропы на проторенную дорогу. Трясти стало поменьше, все же рессор тут еще не придумали. В окошко видно возделанные поля, на которых трудятся как люди, так и ушасто-хвостатые существа. Что удивительно — незаметно, чтобы кто-то из них управлял другими. Нет. И крестьяне, и зверолюды пашут одинаково. Принцесса улыбается, увидев эту картину.
— Барон Василий Нефедофф — очень неординарный человек, — говорит она. — Конечно, со странностями, но зато одинаково относится как к людям, так и к прочим расам. Правда и с церковью он как-то умудряется ладить, которая нетерпима ко всем, кроме людей. Как это у него получается — тот еще вопрос. Но опять-таки, в столице это никого не интересует.
— Что же в нем странного? — задаю самый интересующий меня вопрос. Имя и фамилия этого человека отдают русскими корнями. Было бы интересно узнать его биографию.
— Ох, вы все увидите сами, — морщится Селестина, хватаясь за лоб в понятном жесте. — У барона свои понятия о морали, этикете и поведении в приличном обществе. Надеюсь, вы найдете с ним общий язык.
Высказавшись, она отворачивается к окошку, ясно давая понять, что больше не желает разговаривать на эту тему. Мой интерес к загадочному барону только возрастает. Наконец, поля сменяются зелеными садами, полными плодовых деревьев. Тогда я не удерживаюсь от еще одного вопроса:
— Принцесса, вы говорили о том, что барон жаловался на голодные бунты?
— Да, он неоднократно присылал нам гонцов с просьбой наладить торговые поставки продовольствия, — отвечает мне Селестина. — Мне и самой интересно, в чем дело. У него довольно богатые охотничьи угодья, много плодоносящих деревьев, а поля вы и сами видели... Думаю, нам следует во всем тщательно разобраться...
Карета останавливается перед железными решетчатыми воротами, соединяющими огромную каменную стену. Сквозь них видно небольшой замок-крепость, в разы уступающий нашему особняку. Если мое поместье было похоже на шедевр архитектурного мастерства неведомых строителей прошлого, вызывая уважение и восторг, то дом барона напоминал укрепленный блиндаж, давая понять, что его создатели в первую очередь руководствовались долговечностью и укрепленной защитой его стен. Стоило нам покинуть повозку, как двери немедленно открылись, а наружу к нам вышли четыре хорошо вооруженных стражника. Первые два держали в правой руке обнаженный короткий меч, наподобие римского гладиуса, а в левой небольшой круглый щит. Вторая пара была вооружена длинными дротиками, наконечники которых расходились вилкой. Насколько мне было известно, с такими копьями ходили на хищников, которые в пылу битвы старались дотянуться до нападающего, несмотря на всаженное в тело оружие. Такая вилка не позволяла монстру причинить вред охотнику.
— Приветствуемо жамых гостей в усадьбе хозяев наших, стало быть, — произнес тот, который стоял ближе всех. — Барон уж заждалыся весточки, стало быть. Уж буде рад он вестимо гостям! Проследовайте за мной, стало быть.
Как раз подъезжает Гурри, из которой скопом вываливается мой отряд, грамотно занимая оборону. Кошку, Лору и Баффи не видать. Надеюсь, Масяна все же отправила их в поместье согласно моему приказу. Стражники молча взирают на нас, но я вижу, как побелели костяшки их пальцев, сжимающие древки копий и эфесы мечей. Их явно не предупреждали о такой армии сопровождения.
— Принцессу Селестину, дочь великого Императора сопровождает лорд Ричард, сын графа Гаусса фон Лихбенштейна, — поспешно произносит служанка, выбегая вперед госпожи.Та царственным жестом подает ей руку, ступая вперед так, словно под ногами у нее облако. Вот это я понимаю — подготовка! Нам с нашим рязанским свинячьим рылом такое не светит. Киваю своим девушкам и иду следом за принцессой, уверенный в их подготовке.
Стоит нам только пройти за ворота, как я вижу основную причину того, почему барон решил обратиться за помощью к Императору. Перенаселенность. Повсюду стоят палатки, мазанки, наскоро слепленные в прямом смысле из говна и палок, лежанки, укрытые от непогоды тряпками и большими листьями и даже просто ямы в земле, прикрытые ветошью. Везде, куда я только могу кинуть взгляд, вижу одну и ту же картину: десятки, сотни чумазых голодных мордашек, принадлежащих зверолюдям. Дети, подростки, взрослые обоих полов, хотя женщин все же гораздо больше. При нашем приближении они поспешно прячутся в свои нехитрые убежища, из глубины которых таращатся на нас. Я не замечаю на их лицах злобы или ненависти. Только рабская покорность и немые просьбы о сострадании. Чувствую, как мое сердце буквально разрывается на куски, а шагать все тяжелее и тяжелее. Нечто подобное я испытывал, когда также шел по городу демонов, а вокруг себя видел рабов.
Но тех пленных похитили по приказу царя демонов, который был одурманен мощной магией высшей вампирши. Ей тогда удалось подчинить себе почти все их племя. Когда колдовство было уничтожено, ее очарование также было развеяно. Король демонов отпустил всех рабов, поклявшись мне в верности. Позднее, мы заключили с ним торговые соглашения, когда был построен Ричардбург... Боже, как давно это было...
Но сейчас я видел перед собой тех, кто вырос, с малолетства, а то и с рождения привыкнув к беспрекословному повиновению. Эти Некотяне знали, что надеяться им не на кого. Их глаза, мерцающие из темноты землянок, один в один напоминали мне глаза брошенных в моем мире котят. Те также смотрели на проходящих мимо людей, взывая к жалости и любви...
— Вам, наверное, тяжело видеть столько горя и боли? — слышу сострадание в голосе принцессы. — Поверьте, лорд, то, что вы сейчас узрели, — капля в бескрайнем море! В столице и прочих городах, подчиненных моему отцу и находящимися под влиянием Церкви, творятся вещи куда хуже! Порой я думаю, что наша религия — ложь...
— Ваше высочество, — шепчет служанка. — Нельзя же вот так громко об отце нашем Едином?!
— Нельзя?! — восклицает Селестина. — А что Он дал своим детям? Почему он выбрал человечество своими любимыми детьми, а остальных проклял?! Как это объясняет Церковь?! Никак!
Вдруг в окружающем нас тихом гуле шепотков раздается крик младенца, который кто-то безуспешно пытается заткнуть. Я не выдерживаю, сворачивая с пути и шагая прямо между грязных бараков туда, откуда доносится плач, не обращая внимания на слабые попытки Селестины остановить меня. Через несколько метров останавливаюсь перед небольшой землянкой, вырытой под корнями поваленного дерева. Передо мной покорно склоняются двое некотянок неопределенной расцветки и возраста. Из-за грязи, усталости и недоедания им можно дать все сорок человеческого возраста, в то время как на самом деле они могут быть куда моложе. ЗА их спинами надрывается младенец и доносится слабый приглушенный стон.