Шрифт:
безбрежные дни
Рассказ-аллегория, рассказ-антиутопия, рассказ-реквием...
"Тишина трагического размышления.
Фантазия бывает иной раз больнее любой остросюжетной наотмашь бьющей реальности.
Наша
Мир Невидимый существует, и он столь же реален, как и мир видимый.
До этой простой и яркой истины надо, бывает, брести всю жизнь. И не факт, что к концу жизни мы ее осознаем.
А в начале?
Аллегория Маргариты Пальшиной – печать безвыходности или ветер выхода?
«Не хлебом единым...» – сказано было.
Да, видимо, так оно и есть".
(Елена Крюкова, русский поэт, прозаик, искусствовед, член Союза писателей России, автор и редактор литературного журнала Za-Za)
И совершил Бог к седьмому дню дела Свои...
(Книга Быти я , глава 2)
День первый
Штиль. И это гнетущее чувство, протяжное, как чаячий крик, нескончаемое, как безысходность горизонта. Каждое утро просыпалось вместе с ним, давило на плечи, сжимало внутренности, по ночам, когда проваливался в глубокий сон без сновидений, внезапно слабело и отпускало.
Ник встал затемно, прошагал город насквозь, миновал редкие дома на окраинах, окружающие громады фабричных зданий. Под сапогами привычно хрустел, проседая, пластик. Небо светлело. Море молчало.
Ник подошёл к дому у маяка, потоптался у двери, собираясь с силами. Позвонил. Раз, другой, третий. Ухо уловило болезненный звук открывающихся наверху дверей, точно дом разлеплял стариковские веки. Немощное шарканье вниз по лестнице. Неужели сам старейшина откроет? Приосанился.
– Чего надо? – резко спросил тот и закашлялся.
– Надо Cад сберечь! – на одном дыхании рявкнул Ник. Извлёк из-за пазухи прямоугольную пластинку.
– Подпишите петицию.
Старейшина оттёр рукавом выступившие от кашля слёзы, взглянул на неровные, наползающие друг над друга строки прошения и девственно чистое пространство под ним.
– А, – неопределённо кивнул он, будто что-то припоминая, – меня предупреждали, ходит тут один проситель. Это ты и есть... Без толку ходишь. Никто не подпишет.
– Почему?
– Потому что Остров – это Остров. А Земля – это Земля. Заказ Земли – закон для Острова. Поставки должны осуществляться в срок.
– Но если все главные люди подпишут... Мы – коренные жители! Имеем право голоса! – взвился Ник.
– А теперь попробуй сказать это басом. Как мужчина, – беззлобно усмехнулся старейшина.
Шестнадцатилетних подводит голос. Ломается. То «сынок совсем взрослый» и с тобой говорят серьёзно, а то «пищишь, как птенец» и над тобой все издеваются. Стыд окатывает дурно пахнущей волной, взрывается внутри, как пакет с мусором.
– Я бы на твоём месте уповал на погоду. Ветер и прилив тебе помогут. Не мы.
– Но мы тоже можем изменить свою жизнь!
– Иди работать, парень, – старейшина почти ласково потрепал Ника по плечу, – здесь столетия уже ничего не менялось. Глупую игру ты затеял.
– Это не игра. Это Сад.
– Ещё скажи, что живой. Давай-давай, топай! Не до тебя сейчас. Жена слегла. Помрёт, наверное, не сегодня – завтра.
– А хоронить будете, как все? В печь – и прах развеять над морем?! – крикнул Ник равнодушно захлопнувшейся двери.
Безнадёжно бродил вокруг дома, заглядывая в окна. Круг, другой, третий... Семь кругов отчаяния. Хоть бы кто-нибудь ему помог!
Солнце встало и повисло над горизонтом. Пекло, как в полдень. Море синело. Тишину, казалось, можно ощупывать, как шероховатую стену, – безветрие.
У воды что-то делили между собой чайки. Одна, урвав добычу, поднялась высоко в небо. Сверкнула грудью на ярком солнце.
«Королева», – узнал Ник. Прошлой осенью она, неосторожно копаясь в мусорной яме, насадила грудь на шприц. Игла впилась в тело, за зиму рана зажила и обросла перьями. Чайка так и летает, слепя встречных блеском искусственной броши. Слышал, на материках они предпочитают селиться целыми колониями в городах, чтобы не рыбу птичьим трудом добывать, а питаться отбросами на помойках. Тунеядки! Изменницы! Как посмели предать родную стихию?!
Ник присел у кромки воды, вглядываясь в безбрежную пустоту. В детстве мечтал, что однажды Остров прибьёт течением поближе к материку, и он увидит Берег. Чудес не случается. «Бог покинул эти места», – вспомнилась прочитанная в какой-то книге фраза. Это о Большой земле так пишут. О существовании Острова Бог и не догадывается: возник без Его ведома. Чаячий Рай. Помойка в океане.
Около четырёхсот лет назад в Мировом океане обнаружилось мусорное пятно. В северной части Тихого океана течения сгоняют в круг груды пластмассы. Когда пятно увеличилось до континентальных размеров, экологи решили построить первый дрейфующий остров по переработке мусора. Спустя столетие у Острова появились конкуренты сначала в Тихом океане, а вскоре и далеко за его пределами. Индустриальная земля ежегодно кормила свои моря тоннами бутылок из-под колы, резиновых покрышек, одноразовой посуды, презервативов, пластмассовых кукол... не заботясь о том, что период переваривания одного тоненького целлофанового пакетика растянется на тысячу лет. Острова были призваны стать волшебным желудком, превращающим дерьмо в конфетки.
День второй
Причина утренней тошноты Ника крылась в простом, но безответном вопросе: Чего ты хочешь? На самом деле? Что вообще хотели обрести на Острове первые поселенцы?
Ник родился здесь. С семи лет работал вместе с отцом на фабрике, сначала помогал на конвейере, а теперь у него полный – двенадцатичасовой – рабочий день. Времени на размышления не так уж и много, но всё-таки...
Отец говорил, что с Острова уезжают только в переносном смысле, хотя он давно не тюрьма. Земля выдавала визы и даже вид на жительство всем желающим, но за последние сто лет Остров не подал ни одного прошения.