Безликий
Шрифт:
Ноа налил кипящую жидкость в две кружки. Затем, шагнув центру кухни, он поставил их на остров.
— Делаю нам горячий шоколад.
Она подошла к острову и взяла ближайшую кружку.
— Я спала с девяти часов. Зачем тебе делать мне горячий шоколад?
— Ты говорила, что всегда просыпаешься в 23–11, — напомнил он ей. Столько лет прошло, но Ноа помнил ее жалобу на то, что она никогда не может проспать всю ночь. На самом деле, он помнил многое о Винтер Мур. Он должен был сразу понять, что она не просто еще один друг. — Я подумал,
Она улыбнулась, изучая его с выражением, которое он не мог прочесть.
— Ты…
— Сексуальный? — предложил Ноа.
Она потягивала свой горячий шоколад.
— Это, само собой разумеется.
— Нет, не надо говорить, что это, само собой разумеется.
Винтер опустила взгляд на его обнаженную грудь и вниз, на твердый пресс.
— Прекрасно. Ты безумно, нелепо сексуален.
Он схватил свою кружку.
— Уже лучше.
— А еще ты самый заботливый мужчина, которого я когда-либо знала. — Она сделала глоток. — Почему ты не женат?
На этот вопрос он и сам не мог никогда ответить. Ноа винил свою карьеру и сумасшедшие часы, которые работал. Винил свое прошлое и то, что ему трудно поверить, что счастье не будет отнято у него. Он находил причины во всем, кроме ослепительно очевидного объяснения.
Он уже давно выбрал себе жену.
Прислонившись бедром к острову, Ноа изучал Винтер через ободок своей кружки.
— Ты мне скажи. Кажется, я невероятная добыча, но меня постоянно возвращают в пруд.
Она фыркнула на его шутливые слова.
— Ты меня не обманешь, Ноа Хеллер. Просто ты слишком разборчив.
— Верно. Лишь самое лучшее подойдет мне. — Он выдержал ее взгляд. — Я не собираюсь соглашаться на меньшее, чем настоящая любовь.
Они смотрели друг на друга, и между ними вспыхнуло восхитительное осознание. Сердце Ноа гулко стучало в груди, перехватывая дыхание. Он видел, как желание затуманивает ее глаза. Голод, который эхом отозвался внутри него. Затем, дрожа, Винтер повернула голову и оглядела кухню.
— Мне нравится твой коттедж, — пробормотала она тихо. — Ты превратил его в настоящий дом.
Ноа отогнал от себя чувство разочарования. У них в запасе еще столько времени. Вместо этого он улыбнулся с нескрываемой гордостью. Большую часть коттеджа он создал своими собственными руками.
— Да, кажется у меня получилось.
— Мне наверно стоит задуматься о продаже маминого домика. — Винтер сморщила нос. — Он должен принадлежать кому-то, кто сможет обеспечить ему надлежащую заботу.
— Ты могла бы отремонтировать его и сдавать в аренду, — предложил Ноа, достаточно мудрый, чтобы не говорить о своих опасениях, что Винтер находится не в лучшем эмоциональном состоянии для принятия важных решений. — Тогда у тебя появится хороший дополнительный доход.
Она кивнула.
— Есть над чем подумать.
Они оба потягивали свой горячий шоколад, и в комнате воцарилось комфортное молчание. Так происходило
Наконец он отставил свою пустую кружку.
— Тебя разбудил кошмар?
Винтер покачала головой.
— Нет. Наверное, какой-то внутренний сигнал тревоги, срабатывающий каждую ночь в одно и то же время. Эрика называла это странным термином. — Она поморщилась. — Я же считаю это просто занозой в заднице.
— У травмы есть свойство оставаться надолго после того, как она произошла.
Винтер отодвинула свою кружку, ее взгляд остановился на Ноа.
— А что насчет тебя?
— Я не находился с родителями, когда они разбились, поэтому у меня нет таких ужасающих воспоминаний, но мне досталась своя доля кошмаров.
— Как ты от них избавился?
— Никак, — признался Ноа. Бывали ночи, когда он просыпался, уверенный, что слышит крики боли своих родителей. — Не совсем. Но я больше не просыпаюсь в холодном поту.
— В чем твой секрет?
Ноа выдержал паузу, а затем поделился секретом, который держал при себе многие годы.
— Я пошел в тюрьму, чтобы поговорить с Мэнни Адкинсом, парнем, который врезался в моих родителей.
Ее глаза расширились от шока.
— Когда?
— Сразу после моего восемнадцатого дня рождения.
— И как все прошло?
Ноа сложил руки на груди. Он ничего не помнил о долгой дороге во Флориду. И только смутное впечатление о большой, угнетающей каменной тюрьме, окруженной множеством заборов и вооруженной охраной.
Однако он отчетливо помнил человека, который врезался в машину его родителей. Адкинс выглядел высоким и исхудавшим под тюремной робой, с ужасно белой кожей и волосами цвета грязи. Черты его лица казались слишком крупными, чтобы поместиться на узком лице, что придавало ему вид крысы.
А может, это просто его воображение, признавал Ноа.
— Мы встретились в одной из этих тесных тюремных кабинок, где приходится говорить через плексигласовый лист, — начал он. — Я ожидал…
— Ноа? — позвала Винтер, когда его слова затихли.
Он резко покачал головой.
— Я не знаю, чего ждал. Сожаления о разрушениях, которые он причинил. Не только моей семье, но и его собственной. Или, может, агрессивного отказа признать, что он сделал что-то не так.
— Ты нашел не это?
— Он оказался просто… жалким. — Ноа резко вздохнул. — Мне исполнилось только восемнадцать, но я больше напоминал взрослого человека, чем он в сорок лет. Он ныл о своем приговоре, умолял меня написать в комиссию по условно-досрочному освобождению, чтобы ему сократили срок, а когда я отказался, попросил денег. — Ноа издал звук отвращения. В то время он смотрел на Адкинса в недоумении. Что за мерзавец может просить денег у сына убитой им пары? Он заставил себя продолжить. — Он утверждал, что авария разрушила его жизнь, а в смерти родителей виноваты они сами.