Безликий
Шрифт:
Толпа отшатнулась еще дальше, и я знал почему, моя спина ничем не отличалась от спины Лагнара. Это опускало его на ступень ниже меня. И это же давало мне право говорить от имени всех, не разделяя меня с ними на велеара и подданных.
Волк внутри заурчал в предвкушении бойни, мотнул головой, оскалился. Настал его час…Не в полную меру, но это его время. Его личное пиршество.
Одноглазый тут же кинулся в бой. Рванул с места, наклонив голову. Стихли все звуки. Я отсчитывал секунды до его приближения. Я даже знал, куда он нанесет удар. И когда эта туша обрушилась на меня с ревом дикой обезьяны с Островов, я встретил его резким
Я не дал опомниться, метнулся к нему и еще один удар в то же место, останавливая жизнь, ломая грудную клетку. Ребра впиваются ему в легкие, раздирая его изнутри. Сердце не бьется от болевого шока. И волк слышит этот хруст, чавканье крови из лопнувших органов. Единственный глаз Лагнара вылез из орбиты, он задыхался от боли и удивления. Потому что понял, что человек не нанесет такого повреждения. Что сила удара равнялась силе толчка каменной глыбы и перекрошила его изнутри. Очень больно и очень быстро. Все его величие в ошметки гордости к моим ногам в грязных сапогах.
Я склонился над ним на одно колено, выпивая его ужас и суеверное понимание того, что сейчас происходит, гипнотизируя, забирая и впитывая боль. Медленно взяв за голову обеими руками, резко крутанул в сторону, до характерного хруста. Со рта Лагнара полилась кровь, а я вдохнул ее запах всей грудью и медленно встал с колен. Магическая тишина дрожала в воздухе плотной стеной, а я распрямил руки и захохотал, совершая первый круг полета Коршуна над телом противника. Они молчали пока длился мой танец смерти, пока я наслаждался минутами триумфа, вселяя в них ужас. Послышались первые крики в толпе, она, как муравейник загудела от восторга, пробуждая во мне ответную волну самоуверенной наглой радости.
Когда я выпрямился в полный рост, кто-то из валласких мальчишек попытался стащить у меня из-под ног маску, но я повернулся к нему и, перехватив тонкую ручонку, заглянув в расширенные от страха и восхищения глаза, спросил:
— Как звать?
— Лютер, мой дас, — на вид ему лет двенадцать.
— Чей сын?
— Лютер — сын Нершо и Луси.
Он смотрел на меня, и его губы подрагивали от желания расплакаться от страха.
— Страшный?
Он кивнул, а я засмеялся, заставив его зажмуриться.
— Возьми ее себе, Лютер, и сохрани. Передай своему отцу, пусть отдает тебя в армию велеара.
— Я простолюдин.
— Ты — мужчина, прежде всего. Валласу нужны смелые воины… а ты смелый, если не побоялся украсть мою маску. А теперь брысь отсюда.
Он быстро закивал и, когда я разжал пальцы, метнулся в гущу людей, унося ноги и не забыв прихватить маску.
Я прошел вдоль толпы, по периметру того самого круга, который они образовали для боя, успокаивая волка, приказывая ему спрятать клыки и когти.
Успокаивая бешено бухающее сердце и срывающийся пульс, сковывая изменения, не давая им вырваться наружу. Валласары не готовы узнать, кто я такой, и Тайна обязывает меня прятать истинную сущность. Всего один взгляд на мертвого Лагнара — большего он не достоин.
Когда снова заговорил, крики тут же стихли, толпа внимала мне с ужасом и преклонением. Только что я показал им, что по праву являюсь их велеаром. По самому естественному
— Кто вы, жители Валласа? Те самые животные, привыкшие сидеть на цепи, не достойные свободы, или вы люди? Вы хотите воевать здесь с пленными или отомстить лассарам? Нас снова признают государством, если мы установим свои законы. Они не должны быть законами баордов или беглых рабов. Убив дочь Ода первого, мы ничего не добьемся и потеряем наш главный козырь. Через семь дней мы выходим на Лассар. Мы отобьем каждую деревню, взятую им, каждого раба. Мы будем гнать их до самого Лассара обратно в их берлогу. Объединенные королевства станут нашими. Либо мы испытаем наслаждение от мести сейчас и будем ждать весны. Ждать, когда Од первый придет сюда, чтобы снова посадить нас на цепь.
Я всматривался в лица, отыскивая в них отклик моим словам, отыскивая в них ту жажду свободы, которая клокотала во мне, и я видел. Видел, как тупое выражение алчного желания убивать сменяется пониманием.
— Мы дойдем до сердца Лассара и пройдемся по нему сапогами, оно будет трещать и лопаться под нашим натиском. История запомнит этот апокалипсис навечно. И вместе с этим мы будем иметь законное право на престол Лассара перед Советом Великих Лотов, наша казна пополнится красным золотом. Все, что простирается за пределами Долины, станет нашим. Зима будет не страшна Валласу. Мы откроем торговые пути, закрытые Одом, и больше никогда не будем голодать. Мы построим новый мир. Разве не ради этого умирали ваши отцы и матери, ваши братья и сестры, сыновья и дочери? Или они умирали ради скоротечной расправы?
Воцарилась гробовая тишина, как и во время скоротечного боя, только ветер гулял в горнах на башнях, разгоняя над Адвером монотонное гудение.
— Валлас встанет с колен. Вы все. Вы со мной?! Или я ошибся в своем народе?
— Rain! Rain! Noar veliar! Das Daal!
Даааа. Вот так! По телу прошла волна почти сексуального возбуждения! ДА! Мать вашу! Вот так!
В этот же момент открылись железные двери темницы, и Одейю вывели оттуда в сопровождении охраны. Все головы повернулись в её сторону, а я стиснул челюсти, чувствуя, как сердце снова колотится в горле. Именно в эти секунды и станет ясно, со мной они или нет. Потому что, если толпа ринется на велеарию, они сметут стражу в два счета. И я уже мысленно рассчитывал расстояние до нее…и скольким мой меч срубит головы, прежде чем они смогут убить меня. Напряжение загудело в мышцах, снова побуждая готовиться к бойне. Теперь уже насмерть. И пальцы невольно легли на рукоять меча, который Саяр вернул мне после боя с Лагнаром. Я посмотрел на помощника, а он на меня, а потом на лучников на башнях и снова на меня. Я понял, что они в боевой готовности.
Но никто не сказал и слова. Стража провела велеарию мимо толпы в замок, а я смотрел ей вслед. На то, как развеваются красные волосы и как гордо она выпрямила спину, зная, с какой ненавистью на нее смотрит народ. Когда последний стражник поднялся по широкой лестнице, замыкая за собой двойные двери, я медленно выдохнул.
Лагнар Бейн не последний, кто умрет из-за того, что желал ей смерти. Я убью каждого, кто не так на нее посмотрит, и Саяр это понял потому что его рука тоже лежала на рукояти меча. За это я ее и ненавидел… именно за то, что готов убивать своих, и за то, что принуждаю к этому тех, кто мне верен. Идти против принципов ради меня.