Безоружна и очень опасна
Шрифт:
— Ладно, — согласилась Ия, — сделаю.
Ничего она, конечно, не сделала, упрямая девчонка. Это я потом выяснил. А в тот день она показалась мне мягкой, уступчивой, откровенной. Мы долго разговаривали. Ия рассказала о родителях, о жизни, об учебе, о своей мечте овладеть каратэ. Я не скрывал, что школа — на особом дисциплинарном режиме, подведомственна МВД, и тот, кто учится здесь, подчиняется строгим правилам и законам. Ия отвечала, что готова на все условия, лишь бы ее приняли.
Не знаю, искренне она говорила со мной или иные помыслы владели ею, но я все же обещал подумать, как с ней быть, и, прощаясь, сказал, чтобы она позвонила или зашла дней через пять.
Почему я осторожничал? Научен горьким опытом. Однажды я поддался на увещевания начальника одного из отделов МВД и принял в группу дочь его приятеля. Тотчас все пошло кувырком. Девчонка была смазливая, фигуркой Бог не обидел. На занятиях она старалась быть в центре внимания ребят. А те вместо того, чтобы упражняться, пялились на нее во все глаза. Потом из-за нее начались ссоры и даже произошла драка. В итоге два месяца по нулям, ни малейшего прогресса на тренировках, шесть человек пришлось исключить, в том числе и эту красотку. С тех пор я зарекся: ни одной женщины в школе!
Школа каратэ — мое детище. Это единственное в своем роде учреждение, где готовят профессионалов. И мне совсем небезразлично, какая здесь обстановка.
Я сам с детства воспитывался в атмосфере восточных ритуалов, с малых лет жил в Японии. Отец, тогда первый секретарь нашего посольства, увлекался традиционными видами японской борьбы. Не было случая, чтобы он пропустил мало-мальски значительные тренировки, встречи, соревнования мастеров боевых искусств — дзю-дзюцу, кэн-до, иаи-дзюцу, кун-фу, каратэ. Почти всегда он брал меня на эти зрелища. Мать вначале противилась его увлечению, сердилась, когда отец уводил меня с собой, но в конце концов смирилась и даже, помню, стала немного разбираться в символике и терминологии, радовалась вместе с отцом, когда он рассказывал о победе своих кумиров. Ну, а я был всецело поглощен великолепием бойцов, ведущих поединок. В эти мгновения я забывал обо всем на свете, ставя себя на место то одного, то другого из них, в зависимости, разумеется, от того, кто был более ловким, наносил больше прицельных ударов, кто побеждал.
В двенадцать лет я стал учеником знаменитой в Японии школы каратэ, которой руководил Дзен, известный в стране мастер, одержавший в свое время немало ярких побед на соревнованиях по кэмпо, представляющего собой совокупность разных направлений и школ восточных воинских искусств. На вид ему было за семьдесят. Сухонький старичок, с острой серебристой бородкой и слезящимися щелочками глаз, опирался на палку. Казалось, он вот-вот упадет, но как обманчива была его внешность! На занятиях он преображался. Это был уже другой человек — молодой, ловкий, полный сил и энергии, с твердым, звонким голосом. Каждое движение он вначале показывал сам, а затем заставлял нас часами его повторять. Следить за правильностью выполнения упражнений он поручал своим помощникам. Особое внимание уделялось точности нанесения ударов, но не дай Бог было перейти грань — допускалось только легкое касание противника. Выработка в себе чувства меры занимала большую часть времени, особенно в первые месяцы учебы. Вместе с тем Дзен буквально вбивал в каждого из нас готовность и умение в любой миг перейти эту грань в случае необходимости отразить нападение, встать на защиту слабого, наказать зло. Но при всех обстоятельствах следовало руководствоваться соображениями справедливости, чести, здравого смысла.
После пяти лет занятий в школе я получил черный пояс. Вручил мне его сам Дзен, после того как я выдержал все восемь степеней экзамена. Особенно трудной была последняя, восьмая степень. Я должен был голыми руками справиться с пятью отменными бойцами, которые были вооружены палками, а также метнуть точно в цель кинжал с двадцати пяти метров. Но и это испытание я преодолел успешно и был принят в ранг мастера. Через год я стал обладателем черного пояса третьего дана.
Вскоре отца отозвали на родину. Я поступил в институт, потом была армия, воздушно-десантные войска. Все это время я старался не потерять форму, руководил физической подготовкой десантников. Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, но тот злополучный прыжок, когда парашют удалось раскрыть почти у земли, решил все однозначно: госпиталь, а затем увольнение в запас.
Когда я пришел к командиру дивизии за документами, я увидел в кабинете незнакомого генерала. Меня, оказывается, ждали. Представитель Министерства внутренних дел республики пришел, чтобы пригласить меня на работу в их ведомство. Надо было наладить у них систему подготовки бойцов отрядов специального назначения. Я согласился — при условии, что мне разрешат открыть свою школу, где наряду с работниками милиции овладевали бы искусством каратэ молодые люди из числа демобилизованных, а также юноши, закончившие среднюю школу, и студенты. Генерал не возражал и обещал всяческую поддержку, ибо увидел в моей идее прекрасную перспективу постоянного пополнения рядов спецназа квалифицированными кадрами.
Так стал я начальником школы восточных единоборств, а точнее — каратэ. Стараюсь передать своим питомцам все, что сам знаю и умею, и пока вроде получается. Из стен школы выходят отличные мастера.
Ну, а как же быть с девушкой, у которой загадочное имя — Ия? Может, действительно она «загорелась», и поступить в нашу школу стало мечтой ее жизни? Чем черт не шутит, вдруг выйдет из нее толк. Рискну. А членов приемной комиссии попробую убедить, обычно они прислушиваются к моему мнению. Думаю, и на этот раз получится. Вначале пойдет в группу начинающих, а там посмотрим. С ребятами поговорю, чтобы относились к ней как к товарищу, которому нужна поддержка.
После того, что произошло в парке, я несколько дней вообще не выходила из дома, никого не могла видеть и слышать. Перед глазами вновь и вновь разворачивались события того вечера.
Что было дальше, после того как «скорая» увезла Игоря? Зареванная, я помчалась домой. На углу моей улицы дорогу преградили двое парней. Заговорили тихо, вкрадчиво:
— Не торопись. Успокойся. Мы твои друзья и не хотим тебе плохого. С Игорем — случайность. Он сам виноват, полез в драку. Наш тебе совет: посиди с недельку дома, пока все образуется. Всем скажи, что заболела. О наших встречах — ни гугу. Если придется давать показания, скажи, мол, приставали в парке хулиганы. Дружок заступился, и вот финал. Ну, а ежели растрезвонишь, пеняй на себя. И знай, у нас везде свои люди — и в милиции, и в прокуратуре. Кстати, поторопи отца с Жуховым. Не сделает он, попросим других, но тогда не обессудь.
Мне стало страшно от их угроз. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, не зная, как поступить — бежать ли в милицию или поспешить домой к отцу, а может, позвонить Ирке, посоветоваться, как быть. Они ушли, а я все стояла посреди улицы в какой-то прострации. Очнувшись, что есть силы помчалась домой, открыла дверь — на столе лежала записка. Отец сообщал, что неожиданно уехал в командировку. Что ж, это даже к лучшему, не буду его расстраивать. Теперь есть время успокоиться и обдумать случившееся. Прежде всего надо узнать, куда увезли Игоря и в каком он состоянии, может, все еще обойдется.
Звоню по 03. Через минуту я набрала номер телефона больницы, там ответили: «Покровский скончался».
С Игорем мы познакомились несколько месяцев назад в турпоходе в Крыму. Он тоже оказался большим любителем гор, объяснил, что путевку получил за победу в соревнованиях по каратэ. И там, на турбазе, и потом, в Москве, когда встречались, каратэ было его любимой темой. Я узнала, что Игорь — бывший детдомовец, уже пять лет занимается в специальной школе, которой руководит Генрих, легендарный человек, единственный в стране каратист, имеющий черный пояс высшей категории. Игорь казался мне примитивным со своими бесконечными разговорами о спортивных занятиях. Я просто уставала от него, мне все время казалось, что он чего-то недоговаривает, не раскрывается полностью. Он постоянно сорил деньгами, делал мне богатые подарки, которые я старалась не брать. Было непонятно, откуда у него, нигде не работающего, такие деньги, а на все мои вопросы он отделывался шутками. Однажды, правда, он заинтересовал меня, пообещав поговорить с Генрихом насчет моего поступления в эту школу. Дело в том, что я давно ходила в гимнастический зал местного клуба, и это стало надоедать. Захотелось нового. Но я сразу остыла, когда узнала, что у Игоря относительно меня далеко идущие планы, и он питает ко мне «большое и светлое чувство». Я твердо решила порвать с ним, так как ничего, кроме раздражения, он у меня не вызвал. Встречалась с Игорем скорее по инерции, не хотелось его обижать. Тем не менее гибель Игоря я ужасно переживала.