Безоружна и очень опасна
Шрифт:
Я бухнулась в постель, но какой там сон! Как в кино, мелькают кадры: парк, полутемные аллеи, три зловещие фигуры, выстрелы, «скорая». Слышу будто с удаляющегося поезда: «Смотри не проговорись».
Просыпаюсь от солнечных зайчиков в лицо. Те же вчерашние картинки, как наяву. Ужасно раздражает ощущение того, что так раскисла. «Плевать я на вас хотела, будете мне еще угрожать», — говорю вслух, громко, сама себя подзадоривая.
Решение созревает мгновенно: научусь каратэ. Пусть тогда попробуют сунуться, я сумею за себя постоять.
Вот так я оказалась в школе, так познакомилась с Генрихом, о котором Игорь много рассказывал. Но я была разочарована, мне показалось, Генрих не очень обрадовался, узнав о моем желании у него поучиться.
Я снова набрала номер больницы, там сказали: «Похороны завтра». У Игоря нет родителей, провожать придут ребята из школы каратэ. Буду, конечно, и я.
Целый день я металась по квартире, места себе не находила, выйти из дома боялась. Звонила несколько раз Ирке, никто не отвечал. Странно, воскресный день, где это ее черти носят? Бралась за книги, но в голову ничего не лезло. Решила немного прибраться, однако все валилось из рук. Кое-как навела в доме порядок, приготовила суп, котлеты — вдруг отец приедет, он всегда является неожиданно, без предупреждений. Правда, когда он на работе, в своей прокуратуре, обязательно просигналит, что скоро будет. А если в командировке, мне о нем неизвестно ничего. Может разъезжать три дня, может — месяц, а войдет в дом так, словно только что на минутку вышел. Привет, скажет, и все, очень не любит, когда с расспросами к нему лезут — где был, чем занимался. Сам о работе никогда не рассказывает, и я такая же скрытная. Вся в отца.
Включила телевизор, там как раз криминальную хронику передавали. Слышу, сообщают о происшествии в Воронцовском парке, все, конечно, переврали. Получалось, что Игорь был пьян, сам затеял драку и стрельбу, в результате его тяжело ранили, и он скончался. Ведется расследование. Просьба к телезрителям: все, кто может дать информацию в связи с этим происшествием, должны позвонить по 02 или явиться в ближайшее отделение милиции. Кинулась я было к телефону, но остановилась. Что я скажу им? Как все было? Зачем, что это даст? Игоря не воскресишь, лица бандитов я не запомнила, а тем, что приклеивались ко мне, ничего инкриминировать нельзя, даже если их найдут по моему описанию. Зато я наживу массу неприятностей. Кто знает, может, они следят за мной, и за угрозами последуют действия… День пролетел незаметно, ложусь спать, но сон не приходит. Уставилась в потолок и опять заново прокручиваю события. Нет, так с ума можно сойти. Где у отца порошки? Он приноровился: один пакетик в рот и до утра спит как убитый.
Чтоб было наверняка, я сразу пару порошков высыпала на язык и запила водой. Ничего, сна ни в одном глазу. Еще один — не действует. Стала четвертый раскрывать, чувствую — засыпаю.
Проснулась от трезвона, взяла трубку, услышала голос Ирки. Я уже знаю, что пока она не выговорится и не задаст с десяток-другой вопросов, нужно просто слушать и молчать. На этот раз Ирка исчерпала полностью свой лимит времени, пришлось ее тормознуть. Из ее слов я поняла одно: она, а также Генрих разыскивают меня уже несколько дней в связи с моим исчезновением. Оказывается, Ирка тоже смотрела передачу, услышала о происшествии в Воронцовском парке, сразу догадалась, о ком речь, но ко мне не дозвонилась. Нашла телефоны больницы, генриховской школы… Она была очень удивлена, что я не пришла на похороны Игоря.
Обдумывая Иркин монолог, я не поняла только одного: как это я могла быть на похоронах Игоря, когда хоронить его должны только сегодня? Спросила об этом Ирку, в ответ услышала совет обратиться в психушку, а если серьезно, то взять себя в руки и постараться пережить все это. Узнав от нее, какое сегодня число, я пришла в ужас. Оказывается, я проспала двое суток. Со мной началась такая истерика, что не знаю, чем бы она кончилась, если бы не вернулся отец. Кинувшись к нему на шею, я заревела еще громче, а он терпеливо стоял, молча поглаживая меня по голове. Как ни странно, я быстро успокоилась.
— Ну
Я выложила ему все подробно — о новых знакомых, об их угрозах, о том, что произошло в парке.
— Значит, Жуховым интересовались? — переспросил отец.
Я кивнула.
— Ладно. — Он потрепал меня по щеке, как маленькую. — Ничего не бойся, все это ерунда. Самое страшное — это смерть твоего приятеля. Они дорого за это заплатят. А пока, думаю, тебе на месячишко надо будет уехать.
— Куда, ведь экзамены на носу?
— Достану тебе путевку в хороший дом отдыха или на турбазу. Отдохнешь, придешь в себя, все равно сейчас заниматься не сможешь. Возьмешь академический отпуск, а потом наверстаешь.
Предложение отца было очень заманчивым, и я приняла его с радостью. Позвонила Генриху Николаевичу, хотела узнать, что там решили. Ответил дежурный. Он сообщил, что начальник школы в командировке и будет через неделю.
Мы шли довольно быстро. Татьяна не отставала, цепко держа меня под руку. В ее походке угадывался сильный характер. Это мое предположение подкреплялось и тем, что инициативу в разговоре она сразу взяла в свои руки и начала с того, что заявила:
— Андрей Петрович, а знаете, вы пользуетесь у студентов большим уважением и авторитетом.
Я рассмеялся.
— Эту банальную фразу студенты произносят, когда хотят получить у преподавателя хотя бы троечку.
— Нет-нет, это действительно так, — перебила меня Таня. — Я говорю вам это вовсе не в качестве комплимента. Наберитесь, пожалуйста, терпения и выслушайте меня внимательно, при вашей дочери говорить на эту тему мне не хотелось бы.
Ее слова меня заинтриговали, я даже остановился.
— Идемте же, мне удобнее говорить на ходу. — Она потянула меня за рукав. — Так вот, о том, что вы пользуетесь в институте признанием, я убедилась лишний раз в разговоре с одним своим однокурсником, — продолжала Таня. — Зовут его Юра, он усиленно ухаживает за мной, мы ходим иногда вместе в театр, кино, на концерты. Но я к нему ничего, кроме дружеских чувств, не питаю. Он это знает и на большее не претендует, поэтому разговор наш не выходит за рамки обычных студенческих или житейских тем. Недавно мы были с ним в театре и, прохаживаясь во время антракта, вдруг увидели мужчину, очень похожего на вас. Я даже подумала, что это вы, но, когда приблизились, поняла, что ошиблась. Тогда Юра неожиданно сказал: «Знаешь, Таня, жаль мне нашего Андрея Петровича, отличный мужик. Пропадет». Я насторожилась. Рассказывай, говорю, в чем дело, почему он должен пропасть. Юра сделал загадочное лицо, всем своим видом демонстрируя, что является обладателем страшной тайны, а потом принялся нашептывать мне на ухо. Из его слов я поняла, что несколько дней назад он случайно попал в какую-то пьяную компанию, где было немало блатного люда. Там горячо обсуждался процесс по делу какого-то Жухова, которому дали «вышку». Говорили, что, мол, следователь по особо важным делам, несмотря на то, что получил хорошие деньги, ничего не предпринял, чтобы ему помочь. И вот теперь эти подонки хотят следователя убить, а зовут этого следователя Андрей Петрович Филатов.
Всю эту тираду Татьяна произнесла на одном дыхании, на секунду сделала паузу и продолжала:
— Я была страшно напугана этим рассказом, тотчас встала и пошла одеваться. Юра, увидев мою реакцию, пытался меня остановить, успокоить, стал уговаривать, что все это пьяная брехня и что, очень может быть, он, Юра, сам все напутал. Но я была непреклонна, и мы ушли. На следующий день я решила с вами поговорить, но вы очень торопились и пришлось разговор отложить.
— Спасибо, Таня, за участие, — поблагодарил я ее. — Думаю, нет оснований для беспокойства, за свою жизнь я получал столько угроз, причем как в устной, так и в письменной форме, что теперь у меня к ним иммунитет.