Безумие
Шрифт:
Снег совсем залепил мне лицо, как вдруг я почувствовал такой сильный толчок, что у меня чуть не слетела шапка. Я рассердился и уже открыл было рот, чтобы обругать нахала, но вместо него увидел миловидную девушку. Она растерянно смотрела не на меня, а на многочисленные пакеты, валявшиеся вокруг нас на заснеженном тротуаре. Один пакет надорвался, из него высыпалось несколько дешевеньких фруктовых конфет, на них уже падали снежинки. Прохожие отпускали шуточки, посмеивались и с неожиданной деликатностью обходили место катастрофы сторонкой.
– Вы как танк, - укоризненно сказал я и стал подбирать рассыпавшиеся пакеты.
– Еще неизвестно, кто из нас танк!
Девушка тоже наклонилась и принялась помогать мне. Мы поднялись почти одновременно. Совсем близко я увидел серые удивленные глаза, чистый лоб и прядь русых волос, густо припорошенную снегом. Сердце у меня чуть дрогнуло, будто я испугался чего-то. Чтобы скрыть замешательство, я сказал, взвешивая на руках пакеты:
– А у вас неплохой аппетит.
– Это не только для меня, - девушка улыбнулась, - для всей комнаты. Я живу в общежитии, дежурю сегодня.
Движением головы она отбросила прядь волос и показала на свои руки:
– Кладите.
Глядя, как я укладываю покупки, девушка спросила, чуть смущаясь:
– Вас зовут Николай Андреевич, да?
– Да, - удивленно ответил я.
– Вы нам статистику читаете, - пояснила девушка.
– Да-да, и я вас припоминаю, - неуверенно сказал я.
– Ну, - убежденно сказала девушка, пряча подбородок среди своих пакетов, - вы никого не замечаете и никого не помните. По крайней мере, девчата так говорят.
– Н-да, - сказал я, потирая лоб, и добавил: - Но вас-то я определенно припоминаю. Вы на первом ряду сидите? Она с улыбкой покачала головой.
– Нет, я сижу в середине, у окна. Когда лекция скучная я смотрю, что делается на улице.
– Так у меня скучные лекции?
– для вида оскорбился я. Она засмеялась.
– Да разве я про вас говорю!
– и вздохнула.
– Ну, я побегу? А то меня ждут.
– Бегите, - разрешил я и вдруг спросил: - А вы всегда сидите там, у окна?
– Всегда, - ответила девушка и покосилась назад. Возле нас остановился солидный мужчина. Его высокая шапка и пальто были густо засыпаны снегом. Он был похож на очнувшегося от летней спячки сердитого деда-мороза.
– Молодые люди, - раздраженно сказал он в пространство между нами, - вы могли бы выбрать для свидания и более уединенное место.
И, намеренно толкнув меня плечом, он важно проследовал дальше. Девушка украдкой взглянула на меня. Я перехватил этот взгляд и спросил неожиданно для самого себя:
– Как вас зовут?
– Вера, - сразу же ответила она и улыбнулась из-за своих пакетов.
И я улыбнулся, хотя мне почему-то было немножко грустно.
– Что ж, Вера, до свидания.
– До свидания, Николай Андреевич.
Я смотрел, как девушка исчезает за завесой пушистого снега, и гадал, обернется или нет. И когда совсем уже решил, что не обернется, Вера все-таки обернулась и неловко, мешали пакеты, помахала мне.
Когда девичья фигурка совсем затерялась среди людей и снега, я поднял голову и увидел, как валится и валится на меня сверху снег, словно само небо с легким шорохом сожаления опускается на землю. Как-то вдруг мне пришло в голову, что там, наверху, за снежным потоком и рыхлыми сырыми облаками морозно и строго искрятся звезды.
А снег все валился, шуршал, падал мне на лицо, щекотал, холодил кожу и исчезал - таял. Я улыбнулся этому доброму и грустному снежному небу и медленно пошел дальше. Я шел и думал о Шпагине, об уверенном хватком Гершине-Горине и его красавице-жене, о сероглазой девушке, которая ушла неведомо куда за снежную завесу, и о новой науке, которая рождается в этом мире незримо, мучительно и здорово интересно.
Я так задумался, что очнулся, лишь увидев перед собой наш дом. Густо облепленный снегом, он стоял нахохлившись и равнодушно смотрел на меня светящимися глазами-окнами. Я сочувственно подмигнул ему и вошел в подъезд. Еще на ходу приготовив ключ, я отпер входную дверь и удивленно приостановился на пороге: в нашей такой обычно тихой квартире было непривычно шумно. Из большой комнаты доносились голоса, смех и звон посуды. Недоуменно оглядевшись, я заметил, что вешалка битком забита чужими незнакомыми пальто. Несомненно, у нас происходило какое-то торжество. Я покосился на изящную меховую шапочку, лежавшую поверх мужских шапок и шляп. Может быть, Сергей надумал жениться? Мысль эта показалась мне такой нелепой, что я фыркнул и, не раздеваясь, на цыпочках подошел к приоткрытой двери.
Осторожно заглянув в щель, я увидел длинный, обильно накрытый стол, а за столом Гранина, Надежду Львовну, Федора Васильевича, Гершина-Горина, Михаила и каких-то незнакомых мне мужчин. У дальнего конца стоял Шпагин с большим бокалом шампанского в руке. Шпагин говорил какую-то прочувственную речь, резковато жестикулируя, бокал был полон, поэтому шампанское иногда выплескивалось, но Шпагин не обращал на это никакого внимания.
– Нет, совершенно серьезно. Я был круглым набитым эгоистичным дураком! Я привык считать логосы своей личной собственностью, чем-то вроде письменного стола...
– Или жены, - при общем смехе добавил летчик-испытатель.
– Федор Васильевич!
– обернулся к нему Шпагин.
– Если бы не жена... впрочем, это к делу не относится. Важно другое - передо мной открылись такие перспективы, что голова идет кругом.
– Это от шампанского, - лукаво ввернул Сергей.
– Вы меня не собьете, - упрямо продолжал Шпагин, перекрывая общее веселье, - я понял, понимаете, понял, какая это сила - единение!
– Жаль только, что, прежде чем объяснится, мы забыли размежеваться, усмехнулся Гершин-Горин.
Под хохот, сопровождавший эту фразу, я и вошел в комнату.
Меня встретили нестройным веселым хором голосов. Я пробежал глазами по знакомым и незнакомым, но одинаково жизнерадостным лицам. И мне почему-то вспомнился детский лепет Логика, снежное небо, с легким шорохом оседающее на землю, и холодные морозные звезды за ним.