Безумие
Шрифт:
– Потерпев сто первую, ну, а если без иносказаний, то сто сорок третью неудачу, я не стал дожидаться сто сорок четвертой. Страшно стало, как, знаете, иногда бывает страшно в темной комнате, когда начитаешься Эдгара По. Ну и предложил своим ребятам передохнуть и осмотреться. Опасался возражений, но нет! Если и были протесты, то больше ради формы. Устали, надоело. Явление это, конечно, временное... Неудачи вообще очень быстро надоедают, не то что успехи. И что любопытно, все разъехались, ни одна душа не осталась в городе! Если без трепа, то и я бы удрал куда-нибудь к черту на кулички - в Гималаи или Антарктиду, лишь бы там ни вычислительных машин, ни отчетов, ни руководящих организаций не было - одна природа в самом первозданном виде! Но мне не то что в Антарктиду, а и в Сочи нельзя: надо подводить итоги, делать выводы и готовиться к фундаментальному разносу, который, это уж наверняка, устроит мне начальство.
Гранин засмеялся, сочувственно глядя на Шпагина.
– Знаете, Юрий Иванович, когда надоедает ретивое начальство, мне тоже иногда хочется в Гималаи. На самую макушку Джомолунгмы!
– он прошелся по комнате и остановился напротив Шпагина.
– Насколько я понимаю, Юрий Иванович, вам нужно не радикальное решение проблемы, а только идея, скелет?
– Скелет! Дайте хотя бы череп и несколько костей!
– И вы, как Дюбуа, восстановите по ним весь облик своего логического питекантропа?
Шпагин хмыкнул.
– Потенциально этот питекантроп поумнее нас с вами. Гранин присел на край письменного стола.
– Скажите, - уже серьезно спросил он, - вы не пробовали обращаться к психиатрам?
Шпагин усмехнулся.
– Не по поводу собственного здоровья, - поспешил уточнить Гранин, - по поводу логосов. Я понимаю - это довольно оригинальный шаг, но он напрашивается.
Шпагин кивнул.
– Верно, - напрашивается. И мы обращались, конфиденциальным образом - не хотелось преждевременной огласки. Представляете, какая поднимется свистопляска, если наши враги узнают, что логосы сходят с ума? Сенсация! В общем, я обращался к одному весьма известному психиатру. Он приходится каким-то дальним родственником жене, мы давно знакомы частным порядком. Только из этого обращения ничего не вышло.
Шпагин потер крутой лоб, улыбаясь своим мыслям.
– Старик долго не мог понять, в чем дело, а когда понял - пришел в ярость! Еще сдерживаясь, он объяснил мне, что диагностика психических заболеваний - это сложнейшее, тончайшее дело, требующее тщательного учета индивидуальности больного. Ставить диагноз психического заболевания машине? Это было выше его понимания. Старик не выдержал, вышел из себя и принялся кричать: "Идите к плотнику, к токарю, к слесарю! К слесарю, черт вас возьми! Но не к психиатру!"
Мы захохотали, а когда немного успокоились, Гранин заметил;
– А это было ошибкой.
– Что?
– не понял Шпагин.
– То что вы обратились к старому специалисту.
– Какое это имеет значение? Бестужев - прекрасный психиатр, причем особенно он славится как диагностик, - буркнул Шпагин.
Гранин прищурил в улыбке глаза.
– Старики, даже талантливые, часто бывают непробиваемо консервативны. Впрочем, это не так важно. Продолжайте, пожалуйста.
– У стариков доброе сердце, и, выкричавшись, он согласился выслушать меня детальнее. Ну, и понемногу увлекся, дотошно выспросил меня обо всем, даже о никому не нужных пустяках, а потом опять насупился и объявил, что, если бы речь шла о человеке, он рискнул бы утверждать, что болезнь имеет немало общего с прогрессирующей шизофренией кататонической формы. В отношении же прибора, сконструированного в нашей лаборатории, он ничего определенного сказать не может, за исключением того, что обращаться по поводу его ремонта к психиатрам - совершенно бессмысленно.
– Что ж, - резюмировал Гранин, - и это неплохо. По крайней мере, известен диагноз - шизофрения.
– А толку? Шизофрения - самый загадочный психоз. Рылся я в литературе.
– Верно, - Сергей уперся руками в край стола и спрыгнул на пол.
– А если дело в ранней гениальности логосов? По-моему, чрезмерно одаренные, рано развивающиеся дети чертовски неустойчивы психически. А ведь логос по сравнению с обычным ребенком - трижды гений!
Шпагин выслушал Гранина без особого интереса.
– Хоть и не каждый рано развившийся ребенок сходит с ума, но мы учитываем и такую возможность. У серии логосов начальная жесткая программа была вообще ликвидирована. Их мозг представлял собой табула раса. Ни бита навязанных сведений! Все в ходе обучения! Но, черт подери, это привело лишь к тому, что логосы стали сходить с ума быстрее, чем прежде. Только и всего! Пришлось вернуться к варианту с развитой начальной программой.
– А ведь это любопытно!
Шпагин усмехнулся:
– Еще бы не любопытно! Прямо концерт, хоть билеты продавай. Было и еще одно предположение, Сергей Владимирович. Мол, слишком односторонне воспитание логосов - наука, техника, общие проблемы. От такой однообразной умственной пищи ведь и ребенок может сойти с ума. И вот последние модели мы программировали, добиваясь максимального сходства с детьми, а при воспитании старались копировать методы детских садов и начальной школы. Никакого толка! Достаточно логосу накопить критический запас информации, а какой - не так уж важно, как неумолимо, неотвратимо приходит безумие.
– И никаких технических неисправностей?
– Ни малейших. За это я отвечаю головой!
– Да, - с уважением протянул Гранин, - это настоящая задача. Есть над чем поломать голову!
Он подошел ко мне и положил руку на плечо.
– Ну как, беремся? Я пожал плечами.
– А почему не попробовать?
Шпагин присматривался к нам напряженно, тревожно и
иронически.
– Вы всерьез собираетесь заняться этой головоломкой?
– наконец спросил он совсем тихо.
– Собираемся!
– весело ответил Сергей.
– Естественно, - подтвердил я.
Напряженно тревожное лицо Шпагина стало еще напряженнее. Я думал, он закричит или начнет колотить руками в стену. Но ничего такого не произошло. Лицо Шпагина вдруг обмякло и постарело.
– Хоть бы вам повезло, ребята. Хоть бы повезло!
– сказал он и провел рукой по лицу.
– А я устал... Если бы вы знали, как я устал!
Когда Шпагин распрощался с нами и ушел, оставив нам домашний и служебный номера телефонов, Гранин, глядя ему вслед, сказал задумчиво:
– А он, действительно, устал. Только на отдых ему нужно не в Антарктиду, а в деревню. В самую обычную русскую деревню, чтобы пели петухи, мычали коровы, а по берегу реки росли ивы да березы.
– Петухи и березы - ладно, а вот почему коровы?
– не.
без интереса спросил я.
– А потому, мой математический друг, что коровы дают вкусное молоко. И вообще в корове есть что-то патриархальное, доброе и сонное. Все те качества, которых сейчас так не хватает Шпагину, - рассеянно ответил Гранин, улыбнулся своим мыслям и с восхищением сказал: - А прелесть задачка! Устройство, построенное в строгом соответствии с законами формальной логики, вместо разума генерирует безумие! За что бы тут зацепиться?